Александр Марков - Локальный конфликт

Тело провело несколько часов в положении эмбриона, возомнило, что это его естественное состояние, и теперь не хотело принимать более привычную и удобную позу, откликаясь на каждое робкое движение тупой, озлобленной болью. Стоило только пошевелиться, и сразу появлялось чувство, будто мышцы отваливаются от костей.

Во рту застоялся неприятный привкус, будто накануне Кондратьев так оголодал, что ел давным-давно просроченные продукты. Но в этом случае у него уже должен был вспухнуть живот, и сейчас он корчился бы от боли в желудке. Затолкать бы в рот подушечку "Дирола". Все равно какого. Здесь не до изысков и пристрастий. Кондратьев сунул руку в карман, но нащупал лишь помятую бумажку. Это все, что осталось от пачки с жевательной резинкой. Новой - не достать даже у врачей. Капитан разочарованно скривился, будто проглотил что-то очень невкусное. Чем же заглушить противный привкус? Вот в чем вопрос.

Вчера, вернее сегодня ночью, они добрались до базы без происшествий. Командир полка глаз не сомкнул, дожидаясь подчиненных и, когда наконец-то ему доложили, что все вернулись, он устроил им разнос. Ему и так редко удавалось прикорнуть, а что такое мягкая подушка и одеяло, командир вспоминал лишь в мечтах... Речь его была эмоциональной и переполненной часто встречающимися в разговорах словами, которые в теле и радиорепортажах заменяются попискиванием, а в статьях или книгах - многоточием. Из-за этого фраза приобретает многозначительность и некую незаконченность, словно принадлежит какому-то оппозиционеру, привыкшему, что все научились читать между строк и поймут, что он сказал.

Полковник готов был взять "газик" и выехать навстречу застрявшей в ночи БМП, а потом сопровождать ее до базы. Так ему было бы спокойнее. Боевики активизировались, перешли к тактике засад. Пилоты "Стрекоз" почти не спали, но все равно не могли обнаружить все западни. Полковнику не хотелось, чтобы его часть упоминалась в различных СМИ, наряду с елесеевским ОМОНом и староосколовским спецназом, которые понесли в последние дни очень большие потери. Чуть ли не все убитые и раненые, значащиеся в сводках за неделю - а цифры эти в несколько раз выше среднестатистических, - именно из этих подразделений.

Беды не случилось. Но раздражение в полковнике прямо-таки клокотало, как кипящая вода в чайнике. Остудить его не смог даже вид плененного полевого командира. Капитан сразу же продемонстрировал его, как только заметил полковника. Но полевого командира уже ждали двое в серых одеждах. Контрразведка! Чем-то они напоминали архангелов, которые пришли забрать очередного грешника на страшный суд. Они видели так много горя и страданий, что лица их окаменели, и теперь никакие эмоции уже не могли проступить сквозь белую, как гипс, кожу. Кондратьеву показалось, что, увидев их, до сего времени пытавшийся держаться бодро и даже с каким-то вызовом, будто ничего не случилось, и его вскоре освободят, полевой командир вдруг задрожал, как от холода. "Нет! Нет... Только не этим", - молили его глаза, но ничего сказать он не мог, в горле пересохло - там потерялись все звуки, и только тихий хрип вырывался из широко открытого рта. Пленный дернулся и поник, когда контрразведчики повели его, обступив с обеих сторон. Его спина ссутулилась, точно у немощного старика. Двое по бокам поддерживали его, помогали идти, а то он давно упал бы от слабости. Прежде чем дело дойдет до суда, ему хорошенько промоют мозги. Не все могли вынести эту процедуру...

Простым смертным не стоит запоминать лиц этих посланцев. Капитан не смотрел им вслед.

Потеряв свой главный козырь в разговоре с полковником, Кондратьев оправдывался вяло. Он знал - стоит ему что-нибудь вякнуть в ответ, как монолог полковника еще больше затянется. Кондратьеву очень хотелось спать. Он думал: пусть уже лучше полковник побыстрее выпустит пар и успокоится. Запала у него осталось немного. Минут на десять.

Капитан не позаботился заранее вставить тампоны в уши. Сейчас ему очень хотелось их хотя бы заткнуть. Но как это сделаешь? Руки вытянуты по швам. Если он поднимет руки к ушам, то это вызовет у полковника новый прилив воодушевления. Ему бы сейчас на трибуну. Вот уж где применил бы свои ораторские способности с большей пользой! Агитируй он при этом электорат голосовать за свою кандидатуру в нижнюю палату парламента, наверняка бы заполучил там вожделенное место. До следующих выборов три года. Может, сподобится? Чтобы написать предвыборную программу, ума много не надо. Хватит одной ночи. Вполне успел бы изложить ее тезисно, пока ждал БМП. Так, что там главное? Землю - фермерам, фабрики и заводы - рабочим. Кто-то такое уже писал. Не беда. Новое - это хорошо забытое старое. Итак, продолжим. Рабочих - предпринимателям, развивать реальный сектор экономики, не вывозить капиталы из страны, снизить налоги, повернуться лицом к производителям. К кому окажется повернута спина и то, что пониже, - еще не ясно. Вот. И не обязательно все это выполнять. А то, когда наступит время новых выборов, придется ломать голову и придумывать новые лозунги, а так вполне можно обойтись и старыми. Еще похвалят за то, что не изменяешь раз выбранной линии, как то делают некоторое приспособленцы, которые хотят постоянно оставаться на плаву в так быстро меняющемся потоке политической конъюнктуры...

Кондратьев, уже пребывая в полусонном состоянии, понял, что полковник начинает выдыхаться, а его речь постепенно приобретает назидательный стиль, как у учителя, втолковывающего ребенку, как надо жить. Капитан решил сменить тему разговора.

- Господин полковник, один из моих бойцов утверждает, что видел свет в горах.

Полковника точно окатили холодной водой.

- Фонарь? Выстрел? - встрепенулся он, вмиг став похожим на хищника, который прислушивается к шорохам ночи.

- Говорит, как будто дверь открыли.

- Покажешь на карте. Пошлем утром "Стрекозы". Пусть посмотрят, что там такое. Если, конечно, будут не заняты. Теперь иди спать. Кругом марш! Чтобы духу твоего здесь не было.

Это было часов пять назад. За пять часов хорошо не выспишься, но хоть на сонную курицу походить перестанешь. И то хорошо.

Капитан стал протирать глаза, провел ладонью по шершавому, как наждачная бумага, подбородку, покачал головой. Через пару недель такой жизни станешь неотличим от ваххабита. Не попасться бы в таком виде на глаза радисткам и медсестрам. Будет стыдно. И как им только удается в полевых условиях всегда оставаться такими красивыми и опрятными - на форме не видно ни пятнышка грязи, разве что на сапогах немного, а подкрашенные личики благоухают духами фабрики "Новая заря", которые подарил на Новый год президент. Они, наверное, никогда не спят, а свободное от дежурств время, проводят возле зеркала, спрашивают у него: "Кто на свете всех милее? " и радуются оттого, что зеркало показывает их отражение... Ты же, как ни старайся, уже к полудню превращаешься в собрата трубочиста, который вместо печных труб лазил по грязи. На лице слой ее такой толстый, что кажется, будто это маскировочная раскраска. Ужас.