Андреас Эшбах - Триллион евро

Жан-Клод Дюниак, родившийся в 1957 году, имеет учёную степень по прикладной математике и работает в качестве специалиста по высокомощным компьютерам в компании «Аэрбас Франс» в Тулузе, где и живёт. Научную фантастику он пишет с начала восьмидесятых. В настоящее время на его счету семь опубликованных романов, шесть сборников рассказов, а также многочисленные премии.

Против печально известной позиции англоязычного мира — игнорировать писателей, работающих на других языках, — Жан-Клод Дюниак выработал свою собственную стратегию: поскольку его профессия сопряжена с непрерывными международными контактами и означает прекрасное владение английским, он в состоянии сам перевести свои рассказы и — после испытания на англоговорящих — предложить их международным научно-фантастическим журналам. И в этом он преуспел. Популярный английский журнал «Интерзона» в последние годы опубликовал уже пять его рассказов, два из которых были перепечатаны американским «Ежегодником лучшей НФ и фэнтези для подростков» в 1998-м и 2002-м годах. В «Full Spectrum» появились пока что два его рассказа, два других — в австралийском журнале «Альтаир» и два — в канадском журнале «On Spec».

Жан-Клод Дюниак считается во французской научной фантастике признанным мастером короткого рассказа, хотя сам он и утверждает, что пишет короткие рассказы главным образом потому, что дающая ему хлеб претенциозная профессия оставляет слишком мало времени для писания. Но наверняка это не единственная причина, заставившая его написать свой последний на сегодняшний день роман «Étoiles mourantes» («Умирающие звёзды») в соавторстве с Аердалем, другим известным во Франции научным фантастом. Оба получили за роман в 1999 году премию Общества Эйфелевой башни и премию «Озон», а теперь роман издан и в Италии.

Нехватка времени? Жан-Клод Дюниак пишет, кроме того, тексты песен для разных французских певцов. И эта деятельность, в свою очередь, вдохновила его к написанию романа «Вперёд, Амундсен», истории одного посредственного рок-певца, который вместе со своим оркестром зомби обязался совершить сомнительное турне по Антарктиде… Ясно одно: Жан-Клод Дюниак не испытывает недостатка в оригинальных идеях и мастерски воплощает их, вооружённый могущественной силой языка.

Как и в следующем рассказе, горько-сладкой истории любви, истории о том, как же любить человека, который каждое утро забывает всё, что было, и кто он есть…

Три года спустя они снова встретились в садах Медичи. Он шёл мелким, торопливым шагом. Равномерный поток его мыслей катком раскатывал расстилающуюся прямолинейную аллею из песка и белого гравия перед ним. Она сидела на каменной скамье, держа в руках книгу с истрёпанными страницами. Над головой медленно покачивалась пиния.

Они бы никогда не получили возможность встретиться. Чтобы защитить её теперешнее личное пространство, хватило бы одного лёгкого поворота аллеи, или можно было бы поднять вокруг скамьи непроницаемую живую изгородь. Но в этот ранний час сады были пустынны, и сумасшедший архитектор, который правил во владениях Медичи, ещё не активировал большинство своих механизмов. Ни площадки газонов, ни увитые плющом галереи не делали попыток по-новому сгруппироваться для гипотетического пешехода. Утренняя заря стёрла память статуй и фонтанов. Каждая травинка имела тот же вид, что и накануне, или только что начинала робко идти в рост… В тот день, казалось, сады были целиком предоставлены воле случая.

Так их пути пересеклись. Скрип его шагов по гальке испугал её. Она подняла голову. Он остановился, ошеломлённый тем, что видит. Они смотрели друг на друга. Он узнал её; она его — нет.

Когда он сел рядом с ней, она равнодушно пожала плечами. Открытую книгу она положила на колени ещё перед тем, как взглянуть в его лицо. Его первые слова сбили её с толку.

— Ну здравствуй!

Она снова внимательно посмотрела ему в лицо. У него были обыкновенные карие глаза, правильные, но не запоминающиеся черты и улыбка, которая становилась всё более неуверенной. Она при всём желании не могла его вспомнить и осторожно погрузилась в затенённые зоны своей памяти, ища какие-нибудь наводящие указания. Может, это была одна из её мимолётных любовных связей, человек, за которого она держалась пару часов, тогда, в чёрное время три года назад? Но всё же её инстинкт сказал: нет. Она отрицательно помотала головой.

— Я вас не знаю.

— Ты меня не помнишь? — Его голос звучал недоверчиво, и улыбка уже погасла. — Ты что, правда не помнишь?..

Имя, которое он произнёс после короткого молчания, действительно было её именем.

Книга соскользнула с колен и упала на землю. Он нагнулся и подал ей, не отважившись положить книгу ей на колени. Исподтишка они наблюдали друг за другом. Она взяла книгу и решительным жестом захлопнула её.

— Спасибо.

Плотный занавес из веток, продукт их обоюдного желания, загородил скамью. Аллея постепенно исчезла под ковром из старых листьев. Сад медленно просыпался и готовился к тому, чтобы принять множество людей, гуляющих в поиске уединения. Тонкими изменениями он должен был так отделить посетителей друг от друга, чтобы у каждого создалось впечатление, что весь сад принадлежит ему одному. Но они ничего не знали о подспудной активности, которая бурлила вокруг них, и долго молча сидели рядом. Первым прервал молчание он.

— Я понимаю, что ты не хочешь больше со мной разговаривать, поэтому я сейчас уйду. Но только не говори, что ты меня забыла. На это ты не имеешь права.

Он сделал попытку встать. Она удержала его за рукав.

— Погодите. Погоди, — она кусала губы и потом пробормотала: — Если я тебя и знала, то теперь не помню об этом. Моя память уже неполноценна. Три года назад я продала её часть.

Она отвела со лба тёмные волосы. У самых корней волос показался неровный шрам: знак торговцев памятью. Ему уже и раньше случалось видеть такого рода раны, которые тянулись, словно подпись, над выпотрошенным черепным сводом. Он понял.

Когда он встал, чтобы уйти, она уже не пыталась удержать его. Его шаги крушили сухие листья. Он, как лунатик, удалялся по аллее, усыпанной мёртвыми ветками.

Они бы никогда больше не встретились. Но по какой-то странной прихоти сады сохранили в извилинах своего растительного мозга обстановку их встречи, чтобы заново сформировать её по своему усмотрению… Три дня спустя он снова сидел рядом с ней, не произнося ни слова. Окружающая обстановка не изменилась, и она опять не узнала его.

Она всё ещё читала ту же книгу. Закладка переместилась самое большее на несколько страниц вперёд. Её взгляд то и дело скользил к предыдущему абзацу, который уже начал тускнеть в её сознании. Тем, кто продал большую часть своей памяти, уже трудно было обзавестись новыми воспоминаниями. Факты и чувства наталкивались на поверхность синапсов, отшлифованных настолько гладко, что на них трудно было удержаться надолго.