Андрей Годар - Под тенью феникса

Интерьер командного пункта напоминал обстановку штабного барака в Верхнеуральском. За тем лишь исключением, что был намного более пронзительным и, в целом, армейским.

Стулья стояли в два ряда вдоль бортов, будто часовые перед приемной большого командира… или, с другой стороны, в них могли угадываться курсанты, решившие устроить впавшему в немилость сослуживцу «коридор страсти». На стенах, то есть внутренних поверхностях бортов висели хорошо знакомая карта Урала – утыканная флажками гораздо плотнее, чем когда-либо, а такжеподробная карта свердловской области и несколько экземпляров плана строительства. Рядом же находилась и большая белая доска для черчения фломастерами.

Стол здесь был только один – старомодный письменный исполин на двух ногах-тумбах. Никакой лакировки или резьбы, только грубые формы и покрывшийся от времени пятнами шпон. На столе был раскрыт ноутбук самого франтовского вида, в корпусе из полированного металла, рядом стояла стопка старющих книг с нечитабельными названиями на корешках. А застолом сидел мой друг

Томми. Медленно расплываясь в улыбке, он ждал, пока я прошел к столу, встал по стойке смирно и произнес:

-Здравия желаю! Атаман Феликс прибыл с докладом о положении дел касательно учебной подготовки молодых бойцов, формирования женских отрядов, а также продвижения в изучении интерфейса захваченной прыжковой точки. Разрешите начать?

-Не разрешаю. Иди сюда.

Томми поднялся и протянул мне ладонь. Пожав друг другу руки, мы коротко крепко обнялись и тут же отстранились, рассматривая друг друга.

-Симпатичная гимнастерка у тебя, атаман. Кого-то ты мне в ней напоминаешь. Бороду отращивать не собрался?

-Спасибо за лестную шутку, надо будет об этом задуматься. Ну, как доехал, с удовольствием?

Почуял ветер перемен?

-Ох, да не то слово. До сих пор сам не свой. Знаешь, вот только сейчас начинаю верить в том, что у нас получится. Раньше яэто знал, а теперь еще и верю. Тяжело пояснить разницу, это на уровне ощущений…

-Ну говори, говори! Давай, не стесняйся восторга!

-Главное, еду я в поезде, смотрю на стройку с кранами и бульдозерами, со строителями самыми настоящими… Ну что тут скажешь: фантастика, да и только! Кстати, откуда столько техники, откуда горючее? шуршит, работает, никаких следов экономии.

-Ооо брат, да ты ничего не знаешь – Томми вздернул подбородоки посмотрел из-под расслабленных век покровительственным взглядом всезнающего и всемогущего человека – Под

Серовымвзяли состав, двенадцать цистерн солярки. Чуть не два дня ковырялись с поездами, чтобы вытянуть его на нужный путь, зато теперь… Мы на коне.

-Двенадцать? Это, получается, сколько литров…

-Почти полторы тысячи тонн, Феликс. В литры можешь сам пересчитать, Да-да, это очень много.

Кстати, смешно глаза таращишь, только перед женщинами так делать не надо.

-Слушай, так этого же хватит на…чертову уйму времени!

-Да, количество изрядное. Но все же гораздо меньше, чем нам необходимо на все. Лет на пять должно хватить, ежели строительство будет идти намеченными темпами. Впрочем, я искренне надеюсь, что с появлением новых рабочих рук и по завершении инженерной подготовки ряда наших талантов дело пойдет быстрее и нампридется пересматривать планы. Как бы нам не везло с захватом готового топлива и дальше, придется вскоре восстанавливать НПЗ – тут в области есть один, совсем новый, один год только поработать успел.

-Где жевы храните все это топливо?

-Ага, понимаешь! Тут непростой момент, который мы, признаться, упустили при планировке. Пока негде. Состав стоит прямо на путях, чуть севернее, под круглосуточной охраной. Из-за этого нам необходим больший гарнизон, и мы, считай, потеряли железнодорожную ветку. Чтобы перецепить локомотив, приходится толкать состав черт-те куда на юг. Пока что вариант решения только один –спешным образом достроить… не знаю, как это называется, запасной путь что ли. По эту сторону заграждения, разумеется.

-Томми, это же опасно. Считай, в обнимку с бомбой спать. Первая же серьезная атака…

-Да я понимаю – махнул рукой Томми – Но выбора у нас сейчас особого нет. Подземный резервуар строить? Извольте, в наши планы это сейчас никак не вписывается. Поиздержимся, знаете ли, и на материалах и на трудозатратах. Потом – обязательно. А пока обойдемся запасными путями и навесиком над ними. Да и такого противника, чтобы артиллерию смог подогнать, я лично пока еще не встречал.

Странная, манерная речь Томми с каждым его словом занимала меня больше, так что было сложнее следить за деталями самого разговора. Старомодные словечки и фразы необычных конструкций сплетались достаточно гладко, но я не мог не заметить этой небольшой перемены. Не прекращая разговора, я прогуливался вдоль стен, рассматривая обстановку и касаясь кончиками пальцев бумаги схем и карт, и торчащих в них булавок, пока не подошел к столу вплотную. Взгляд мой уперся в затертые корешки книг.

-Кстати, что читаешь сейчас? Уж не серебряный ли век? Больно уж слог у тебя необычный проклюнулся, дружище.

-Заметно, да? – на лице Томми заиграло детское выражение, сочетавшее в себе смущение и торжество – Наверное, Достоевский. Я сейчас очень плотно всю русскую литературу девятнадцатого века читаю. На каком именно авторе слог вывернул, даже не скажу сейчас.

-Да заметно -не то слово! Прямо живой укор всем нечитающим.

-И хорошо, что укор – нахмурился Томми – Учебники читать мы уже всех приучили, и во многом благодаря тебе. А вот художественное – увы! Человеку ж не только тело и мозги питать надо…

Душа, знаете ли, тоже должна что-то впитывать извне. Ну и потом, положа руку на сердце, давайте вспомним, был ли в русской литературе другой, столь же плодотворный и ценный период, как девятнадцатый век? Понимаешь, это будто все самые великие умы и сердца от литературы, которые были суждены провидением русской культуре, просто взяли и появились в одном столетии! Кто, кто еще так глубоко вдавался в суть человеческого внутреннего мира? Вся русская душа… Вот она

– очищена от шелухи и лежит перед тобой, трепещет!

Давненько я не слышал таких разговоров. Меня от них коробило, ибо мысль об исключительности русской души, якобы требовавшей определенного подхода, почти всегда упиралась в рассуждения о нашей неполноценности. Кажется, я начал изображать безучастие, чтобы не поддерживать неприятную тему разговора. Томми понял – когда он ничем не взволнован, более чуткого и участливого собеседника просто не сыскать.

-Ну что? Может, прогуляемся? Посмотришь наше хозяйство, о своих делах расскажешь.

-Судовольствием. А перекусить тут у вас где можно?

-Не перекусить, а полноценно отобедать! Как раз через полчаса будет готово.