Журнал «Если» - «Если», 2012 № 02

Уклониться от расспросов я могла, лишь заговорив о текущих делах:

— Я понимаю, почему ты считаешь меня экспертом, Лайра, но я не специалист в этих вопросах. До сих пор мне тоже не доводилось расследовать дела синхросвязанных людей.

— Причина не в том, что такие, как мы, необычайно законопослушны, — пояснили Порриньяры, одновременно хитровато улыбнувшись, — а в том, что нас пока еще не очень много.

Процедура, связывающая несколько разумов, — запатентованная технология, принадлежащая конгломерату древних искусственных интеллектов, называющих себя «AIsource» [7] «AIsource» можно примерно перевести как «Искин-источник». (Здесь и далее прим. перев.) , — считалась незаконной почти во всем пространстве Конфедерации. Связанных людей никогда не было настолько много, чтобы их не считали просто странной причудой. И даже там, где связывание не запрещалось законом, большинство так называемых цивилизованных людей полагало такую практику неестественной, извращенной.

Впрочем, обсуждение преимуществ подобной практики в данной ситуации не требовалось.

— Я все еще не понимаю, в чем ты видишь проблему, — сказала я. — С медицинской точки зрения эти трое арестованных — одна личность. Как только ты получишь любое экспертное заключение, подтверждающее это, ты установишь и факт, что убийство, совершенное любым из индивидуальных тел, отражает совместное решение личности, объединяющей эти тела. Даже если ты не сможешь найти пункт закона, позволяющий инкриминировать всем троим преступление, совершенное одним, все равно будет нетрудно доказать, что другие двое на равных участвовали в заговоре.

Глубокая усталость Бенгид казалась неестественной для женщины, всегда поражавшей меня неутомимой энергией.

— Это лишь на первый взгляд. У нас есть признание. Есть арестованный преступник — три преступника, если тебе так больше нравится. Есть даже сделанная камерой наблюдения запись того, как Гарриман совершает убийство. — Она глубоко вздохнула. — Единственное, чего мы не знаем: как отделить невиновных от виновных?

— У них только одна воля на всех, Лайра. Они или все виновны, или все невиновны.

— Но не в данном случае.

— Почему? — нахмурилась я.

— Они не были связанным трио, когда начали работу по этому проекту.

— Диямены…

— Диямены были только связанной парой. А Гарриман являлся независимой личностью. Как мы смогли выяснить, Диямены присоединились к Гарриману после того, как он совершил убийство, но до того, как они сообщили о преступлении.

Единое существо за стеной с односторонней прозрачностью и три ныне составляющих его индивидуума, казалось, улыбались.

— Какая интересная моральная проблема, — заметили Порриньяры.

— Вот гадство, — пробормотала я.

Бенгид провела нас из тюремного отсека «Негева» в конференц-зал — помещение достаточно большое, чтобы при необходимости устраивать там судебные заседания прямо во время полета. Переборки здесь были выполнены под темное дерево, а на стену за незанятым креслом судьи проецировалось традиционное старинное изображение Слепого Правосудия с наложенной эмблемой фарса под названием «Конфедерация» и геральдическим щитом, изображающим еще больший фарс — моих нанимателей, Дипломатический корпус.

Если подобное отношение покажется вам циничным, вы правы. Но это не поза. Я пришла к этому честно, после долгих лет эксплуатации теми, кто должен выступать моими защитниками.

На столике сбоку стояли кувшины с бруджем — напитком, напоминающим по вкусу простоквашу, но содержащим достаточно чистого стимулятора, чтобы не дать мне задремать в ближайшее тысячелетие. Возле них стояли тарелки с рыхлыми пластинками какой-то выпечки, которую экипаж «Негева», наверное, был обязан считать пирожными. Осцин, которому всегда легче удавалось избавиться от лишних калорий, взял пирожное, а Скай насладилась вместе с ним вкусом лакомства, не проглотив и крошки, — им не требовалось отказывать себе в удовольствиях.

Я налила себе бруджа, но не стала добавлять в стакан таблетку ароматизатора.

Лайра Бенгид уселась во главе прокурорского стола, расстегнула пуговицу тесного воротничка серого костюма и вытащила гребень, скреплявший ее соломенные волосы в тугой узел на затылке. Когда локоны рассыпались по плечам, все ее тело словно обмякло. Ее прокурорская осанка, профессиональная сдержанность и абсолютная серьезность уступили место смертельной усталости, которую я заметила сразу по прибытии.

Я могла лишь гадать, сколько времени она не спит.

— Как в старые времена.

— Что? — нахмурилась она.

— Ночные бдения.

Ее ясные голубые глаза чуть расширились от удивления. За все время, что мы друг друга знаем, я никогда не проявляла склонности к ностальгии, пустой болтовне или дружелюбию.

Когда мне исполнилось девятнадцать и я только поступила в юридическую школу, мои дрессировщики из Дипломатического корпуса решили назначить Бенгид моей сочувствующей и понимающей соседкой по комнате. После того как я в восьмилетнем возрасте была вовлечена в печально известную бойню на планете Бокай, они вырастили меня практически в тюрьме. Но потом спохватились, что из меня в результате получится эмоциональная калека, пожизненная забота о которой ляжет на них тяжким бременем. Однако, учитывая итоги тестирования, я могла бы претендовать на большее. Бенгид, тогда лишь начинавшая обусловленную контрактом службу в системе гражданского правосудия, показала по результатам тестов такую высокую эмпатию, что Дипкорпус договорился с владельцами ее контракта предложить ей на выбор несколько должностей — при условии, что она согласится стать доброй и сочувствующей соседкой, которая, как они надеялись, сделает из их ребенка, военного преступника, социально адаптированную личность.

В этом она потерпела неудачу. Я заподозрила подлую игру и постепенно обрезала все контакты с ней, кроме связанных с учебой. Потом она начала звездную карьеру в гражданских судах, а я свою — на поводке у Дипкорпуса.

И только много позже, когда было уже поздно что-либо менять, я поняла: шутка обернулась не только против меня, но и против моего начальства. Хотя Бенгид и соблазнилась карьерными стимулами, ее стремление помочь мне было совершенно искренним.

Я уже говорила: мы никогда не были подругами. Но она всегда обращалась со мной вежливо и уважительно — как тогда, так и во время десятка наших профессиональных встреч в различных посольствах Дипкорпуса по всему пространству Конфедерации.

Но последнее время в моей жизни произошли некие драматические перемены, которые и подтолкнули меня на проявление запоздалой теплоты.

Единственная проблема заключалась в том, что любой примирительный жест с моей стороны выглядел настолько неестественным, что Бенгид не понимала, как на него реагировать.