Райдо Витич - Проект Деметра

Самхарт вздохнув, выставила ладони:

– Ладно, ладно, ладно. Но учти…

– Все учла. Давай! – уставилась ей в зрачки.

Они стали увеличиваться и словно засасывать, потом все закружилось, отключая на секунду сознание. И вот Эра сидела, мотая головой как оглушенная.

– Тебе плохо? – испугалась Лала.

– Нет, все нормально. В себя прийти дай.

И закрыла глаза вспоминая. Что -то плыло отрывками, пятнами размытыми – окно, сад, бег по полю, смех, замок из песка, качающаяся в темноте над головой звездочка. Взгляд мужчины и… сразу белая комната, похожая на больничную, белая рубашечка, паника от объятий незнакомой женщины, которая уверяет, что все хорошо, бояться нечего.

Мужчина, что за мужчина в темноте?

Эрика даже виски сжала, вспоминая, и видела темное пятно в той же темноте, слышала шаги уже не одного – двоих как минимум. "Спи, спи-и-и", прохладный воздух…

"Нас увозили спящими, может даже, чем -то опоили", – подумалось, потому что ничего до: ничего после – размытые пятна.

– Ну? – заглянула ей в лицо Лала.

– Все равно почти ничего, – протянула разочарованно.

– А что ты хотела? Тебе было лет шесть – семь.

– Не такая уж маленькая. Должна была, что-то помнить. Причем тут возраст вообще? Ты ведь возвращаешь память… – и задумалась – а если ее нет? Вернее, нечего вспоминать? Тогда, действительно, и не вспомнишь. Но тогда, она не жила до семи лет, получается? Но тогда почему неясные, рваные, но отрывки чего-то все-таки есть?

– Лала, а ты точно вернула? Все?

И смолкла, не веря своим глазам, даже руку подруге до боли сжала, не замечая того – к ним от скалы шел мужчина, и Эрика могла поклясться – это был Майльфольм. Тот самый, ее первый страж, любовь ее погибшей сестры, первый кто сказал ей, что она не землянка, а местная. Тот, кто погиб, или, во всяком случае, считался погибшим. Ведь никто не сомневался, что стража убил Эберхайм.

Он остался на мосту, у него не было шансов… так сказал Эрлан, который оставался с ним. А выходило – бросил? Парень не убит, он был в плену?

Майльфольм встал в паре метров от девушки и смотрел с нескрываемой радостью, у него даже глаза посветлели. Он чуть похудел, у скулы шла царапина, но в остальном, живой, целый, здоровый.

Эрика оглушено пялилась на него, не зная принимать его за живого или привидение, плакать или смеяться.

– Эя, – потянула ее Лала – не понравилось явление незнакомца, хоть тот и был стражем.

– Все нормально, Лала, – прошептала Эрика. – Ты иди. Это мой старый знакомый, он был моим стражем.

Майльфольм склонил голову, приветствуя Самхарт и, та чуть успокоилась, оглядела мужчину, оценивая.

– Ладно, – протянула. – Я тогда пойду.

– Я всего лишь поговорю с изначальной, – заверил ее страж. Лала двинулась в город, оборачиваясь и не спеша.

– Лала, не говори что я здесь, хорошо? Дай спокойно пообщаться, – попросила Эрика. Та автоматически кивнула, но поняла ли – вопрос.

Лайлох же шагнула к Майльфольму:

– Ну, здравствуй.

– Здравствуй, – чуть изогнулись губы в улыбке. – Ты расцвела.

– Я буду мамой.

– Вижу. Рад. Кто отец?

– Эрлан.

Майльфольм кивнул, но улыбка увяла, взгляд ушел в сторону.

– Ты обижен на него? Как тебе удалось выбраться? Я не верю своим глазам! – она, наконец, поняла, что страж не грезится – шагнула, взяла за руки. – Я так рада, что ты жив! Да все рады будут!

Она искренне светилась от радости, но мужчина вел себя странно и отодвигался, словно стеснялся ее восторга.

– Я не хотел бы, чтобы кто-то знал, – протянул, со значением глядя на девушку. Эра притихла – поняла, что что-то здесь нечисто.

– Рассказывай.

– В общем – нечего. Меня не убили, как видишь. Эберхайм взял меня с собой. Мы много, долго и часто с ним разговаривали. Нет, он не выведывал… Тебе нужно поговорить с ним, Эйорика, это очень важно.

Он был серьезен, и это тревожило. Девушка хмурилась, перебирая в уме варианты возможного развития событий, того что было со стражем. И не отметала тот, в котором Майльфольм попросту перешел на сторону Эберхайма. В принципе, только этот вариант и остался, когда мужчина смолк.

Эре стало горько, так же глубоко и искренне, как только, что радовалась возвращению старого друга и защитника. Она пережила с ним слишком многое и верила ему, и в какой-то момент, еще ничего не зная, казалось, любила. Он был первым своим, которого она встретила на Деметре, и искренне считала его первым иным.

А теперь он стоял перед ней и говорил, что нужно встретится с врагом, с тем, кто гонял их, кто убил Самхата, и многих других, кто превратил этот чудесный мир в арену кровопролития, бед и горестей.

Она отступила, еще не желая верить в предательство, но, уже понимая, что других объяснений быть не может:

– Конечно. Встретиться… – повторила эхом.

– Это очень важно, Эйорика. Важно не для меня или тебя – важно для всех.

– Да. Конечно. Очень важно. Так ты за этим только и пришел? – прищурила на него глаза, силясь понять, откуда червоточина в этом, удивительном, вроде бы, человеке, смелом, мужественном, и, казалось, порядочном. – Пришел подставить меня, как Нейлин? Одной ее тебе не хватило?

Майльфольм сжал зубы и опустил взгляд.

– Ты думаешь, что много знаешь… Я тоже так думал, Эйорика, – уставился опять в упор. – Можешь винить меня в чем угодно – твое право. Но, хотя бы в память о Нейлин, выслушай Эберхайма.

– Да. Всенепременно, – отступила еще на шаг. – В память о Нейлин. В память об Аркаране Лой. Райенов, Самхартов, Ольрихов, Лайлохов, Сабиборов, Ламархов… Я могу перечислять до вечера тех, кого убил твой Эберхайм, – процедила. – Мне не о чем разговаривать с этим упырем. Я никуда с тобой не пойду.

– Эйорика… – мужчина бледнел скулами, смотрел на нее с отчаяньем и, буквально, молил взглядом. – Я прошу тебя. Да, я совершил преступление по отношению к твоей сестре, но я любил ее. И никого никогда не предавал. Я скорее умру, чем предам или подставлю тебя. Мне хватит боли и стыда за Нейлин. Прошу тебя, просто поднимись на эту скалу и поговори.

– Почему на эту скалу? – окинула взглядом "бур".

– Иначе ему не появиться здесь. А значит, не поговорить с тобой.

– Значит он здесь? – прошло холодком по коже. Главный жестокий враг здесь, в мирном, ничего не ведающем об опасности городе, полном людей.

Надо поднимать всех…

– Будет, если придешь ты.

– Как это понимать?

– Не спрашивай, узнай все сама. Я всего лишь страж, к тому же, оступившийся. Я изгой, по сути. Мне не поверят. А ты изначальная великого рода. Тебя послушают, тебе поверят. Опасаться нечего. Эберхайм один и он тебя не тронет. Никого не тронет. Он хочет всего лишь поговорить с тобой.

Эра долго молчала, пытая взглядом Майльфольма.

Да, он вышел из небытия, он цел и невредим и не скрывает, что связан с этим упырем. Да, был с врагом, да, его могли использовать, да, может подставить. Но разве подставлял, предавал? Разве не он вытаскивал ее снова и снова, не нянчился как с лялей, и не тронул, когда она хотела, не ведая, что эта страсть не ее, а сестры, и собой прикрывал на мосту…