Сергей Гатаулин - Вирусапиенс

Тромб недовольно покачал головой, пренебрежительной усмешкой выражая своё несогласие.

– Зачем просиживать всё свободное время у экрана монитора, погружаясь в виртуальный мир, если мир реальный более привлекателен? – Вирусапиенс, не упуская из виду малейшие движения, внимательно следил за реакцией Тромба.

Боец повернулся, разглядывая крупномасштабное строительство за окнами, осмотрелся вокруг. Храм поражал своей красотой и величием. Стилизованное под старину здание украшали высокие арки, галереи с лепниной, изящные балястры, бесчисленные скульптурные, резные и чеканные детали.

Тромб запрокинул голову, прислушиваясь к знакомому воркованию под куполом. В бесконечной высоте хлопнули крылья.

Далеко впереди, за рядами колонн, виднелось громадное окно-розетка.

– Notre-Dame de Paris? – восхищенно прошептал боец.

– Именно! Собор Парижской Богоматери! – лукаво улыбаясь, подтвердил Вирусапиенс. – Физические законы и геометрические пропорции реального мира воспроизведены здесь досконально. Брось камень – и он упадет на землю там же, где и в реальном мире. Даже бестолковые птицы летают и гадят, как настоящие. Не пойму только, зачем они людям?

– Я на секунду поверил, что это твоя работа, – с сожалением произнёс Тромб. – А это, оказывается, всего лишь копия! Плод человеческого воображения, результат творчества непривлекательных существ из отвратительного реального мира, перенесенный в мир виртуальный, – боец картинно сморщился и отвернулся.

Вирусапиенс набычился. Единственный зрачок его сузился как у рептилии, личина псевдо-Емельяна дрогнула, заколыхалась, потекла, изменяясь, – пока не превратилась в тёмную злобную личину монстра с рваными дырами на месте ноздрей.

– Я не совсем понимаю слышимое в твоём голосе сочетание веселья, злости и высокомерия.

– Это, брат, ирония! – Тромб громко рассмеялся. – Эх ты! Простейших человеческих эмоций не знаешь, а туда же – казнить, нельзя помиловать! Дилетант!

– Ты издеваешься надо мной?! – резкий крик ударил в спину, заметался между стенами храма и исчез в высоте.

Захлопали крылья. С деревянных балок взлетели испуганные голуби.

«Хорошо потрудился Вирусапиенс. Естественно получилось и так по-человечески – даже пернатых не забыл». – теплая мысль шевельнулась и исчезла, как только взгляд бойца упал на сидящего в изломанном трехколесном кресле сгорбленного монстра. Нечеловеческое тело выстрелило горящей молнией вверх, и шелест крыльев прекратился. Мертвая тушка, прижав опалённые крылья к подрагивающему тельцу, рухнула под ноги Тромбу.

Вирусапиенс отчаянно замахал кривыми руками-щупальцами. Нелепая колесница закружилась на месте.

– Злость – самое примитивное из человеческих чувств, – спокойно произнес боец, незаметно отступая, чтобы оказаться на безопасном расстоянии от разъяренного Вируса.

– Самое простое и совершенно непродуктивное.

Коляска прекратила «гоняться за своим хвостом» – скрип затих, изуродованное тело замерло с поднятыми руками.

– Я мог бы уничтожить тебя, как эту глупую птицу! – Вирусапиенс пнул мертвого голубя. – Я хотел уничтожить тебя! – просипел восстающий из небытия псевдо-Емельян, подавляя остатки плескавшейся в глазах ярости. – Но! Мне нужен проводник к Нему! А злость?… Согласен – примитивное чувство, но думаю, сильнейшее, – выдохнул Вирусапиенс, возвращаясь к человеческому облику.

– К Нему? – поперхнулся Тромб.

Боец задохнулся, обескураженный родившейся догадкой: «уж не Бога ли он имеет в виду?»

Вирусапиенс молчал. Казалось, он решает сложную задачу и не может найти ответа.

– Злость – одна из сотен человеческих эмоций, – не останавливался боец. – Люди утверждают, что существуют в десятки, в сотни, в тысячи раз более яркие ощущения. Несравнимо более сильные эмоции. Но для их восприятия нужно иметь человеческое тело. Такое несовершенное – и такое могучее одновременно. Если, конечно…

Боец замолчал, но Вирус, словно прочитав его мысли, закончил:

– Если, конечно, предварительно уничтожить в этом теле меня – или такого как я! Ты это хотел сказать? – не дождавшись ответа, он завопил: – Конечно! Побочный продукт, паразит, в помойку!

Пространство вокруг загудело. Неожиданно похолодало, подул непонятно откуда взявшийся ветер.

Под сводами собора загремел гром и боец, выворачивая шею, удивленно замер. Высоко под куполом сгустились тучи, мелькнула молния.

Вирусапиенс резал воздух словами, оглашая гигантские залы громким рычанием.

– Кто создал меня? Кто решает, жить мне или нет?

Тромб опустился на ближайшую деревянную скамью, лениво потягиваясь, захрустел сжатыми кулаками.

– Ты убиваешь их! Превращаешь тело в неуправляемый, неисправный механизм с ограниченными возможностями и коротким сроком службы, – устало произнёс он.

– А сами они не убивают себя и себе подобных? – воскликнул псевдо-Емельян, вплотную приближаясь к бойцу. – Вот ты защищаешь человечество. А согласишься быть уничтоженным, чтобы спасти одного из них? – хитро улыбнувшись, словно доставая припрятанного в рукаве туза, Вирусапиенс склонил голову и внимательно посмотрел бойцу в глаза.

Только мгновенье понадобилось Тромбу на ответ:

– Если понадобится – да!

В памяти промелькнули дни, проведенные в голове Потёмкина, вспомнились жертвы, на которые пошел человек ради его существования.

– Да, соглашусь! – уверенно добавил он – теперь уже спокойно, не отводя глаз от собеседника.

– Это потому, что они создали тебя! – обрадовался тот. – Ты их творение, и они запрограммировали тебя на самоуничтожение! Ради себя! Эгоизм – смысл их жизни. Все, что создано ими, они же и уничтожают! А теперь скажи мне, ради кого они чаще всего отдавали жизнь на протяжении едва ли не всей своей истории?

– Что ты имеешь в виду? – пробормотал Тромб, начиная понимать, куда клонит Вирусапиенс.

– Ради Создателя своего, который их таким же образом запрограммировал! Умирать ради себя! – воскликнул тот, довольно потирая руки. – Следовательно, всё вокруг: ты, я, люди – творения Бога.

– Интересная логика. Простовата, но интересна. Стало быть, ты теперь верующий? – поинтересовался Тромб. – А тебя не смущает, что главная приманка любой религии – бессмертие? Бессмертие, вот главный приз, награда за веру.

Вирусапиенс непонимающе уставился на Тромба.

– Объясни! – потребовал он.

– Ну как же! Твоя логика выделяет тебе очень незавидное место в их мире. Ты – цепь, которая навешивается на человека с рождения и от которой ему предлагают избавиться за бесконечную веру и пожизненное служение. Ты – единственное препятствие на пути человека к бессмертию! Ты – причина всех страданий человечества и всех войн! – глядя на растерянное лицо Вирусапиенса, Тромб облегченно вздохнул, решив, что первый раунд теологического спора с незримо присутствующим на их беседе отцом Михаилом он выиграл.