Грэхэм Мастертон - Проклятый

- Сначала я должен локализовать корабль, доказать, что он находится в этом месте. Лишь только затем я могу обратиться к Музею Пибоди, Институту Эссекса и Городскому Совету по делу сбора средств.

- Ты очень уверен в себе.

- Должен. Есть две, крайне существенные причины, чтобы поднять этот корпус. Во-первых, сама его историческая ценность. Во-вторых, неимоверно безумное влияние, которое он оказывает на жителей Грейнитхед.

- Ну, со вторым я согласен, - признался я. Я кивнул кельнеру, чтобы тот принес очередную порцию виски.

- У меня великолепная идея, - заявил Эдвард. - Почему бы тебе не поехать со мной, чтобы понырять во время уик-энда? Если погода будет сносной, то мы планируем поездку в субботу утром и, может, в воскресенье.

- Шутишь. Я никогда в жизни не надевал акваланг. Помни, что я родом из Сент-Луиса.

- Научу тебя. Это также легко, как плевать. Под водой, конечно, темновато, но ведь это же не Бермуды. Но тебе понравится, как только ты немного привыкнешь.

- Честно говоря, не знаю, - еще противился я.

- Хотя бы попробуй, - настаивал Эдвард. - Послушай, хочешь узнать, что случилось с миссис Саймонс? Хочешь узнать, какого дьявола эти духи шастают по Грейнитхед?

- Конечно.

- Тогда я позвоню тебе в субботу утром, если погода улучшится. Только тебе нужно взять с собой теплый свитер, штормовку и плавки. Я же улажу дело с комбинезоном и всем оборудованием для ныряния.

Я выдул остатки виски.

- Надеюсь, что со мной не случится ничего страшного.

- Я уже сказал, что будешь в восторге. Но... только помни, нельзя есть слишком много на завтрак. Если захочется порыгать под водой, то это может быть опасно, даже смертельно.

- Спасибо за предупреждение, - я криво улыбнулся. - Входит ли в норму овсяная каша?

- Она может быть, - совершенно серьезно ответил Эдвард. Потом он посмотрел на свои водонепроницаемые часы для работы под водой и заявил: Я должен уже идти. Моя сестра приезжает сегодня из Нью-Йорка, и я не хочу, чтобы она ждала под дверью.

Эдвард отвез меня домой. Приехав, он затормозил так резко, что джип затрясся в пляске святого Витта.

- Сказать что-то интересное? - бросил он. - Когда-то я проверял, откуда происходит название "Аллеи Квакеров", которое всегда казалось мне бессмысленным, поскольку тут никогда не было никаких квакеров. Как знаешь, главные сосредоточения их культа были в Пенсильвании, в то время как здесь, в Грейнитхед, я не нашел никаких исторических упоминаний о квакерах до середины девятнадцатого века.

- Ну и что, ты узнал все-таки, откуда происходит это название?

- В конце концов, да, собственно, чисто случайно. Из старой книги, которую прислала в музей старая миссис Сеймур, она все время нам что-то высылает, чаще всего разное тряпье, вытянутое с чердака. Но в этой книге на странице с названием кто-то написал: "Аллея Кракер, Грейнитхед".

- Кракер? Но ведь это по-французски?

- Вот именно. И это значит: "лопаться, ломаться".

- Но почему же выдумали такое название?

- Меня не спрашивай. Я только специалист по морской истории. Может, поверхность земли постоянно лопалась. Тогда носили гробы на кладбище Над Водой, помнишь, так может, назвали этот путь Аллеей Кракер, потому что гробы очень часто падали на землю и лопались, разбиваясь. Кто знает?

- Именно за это я люблю так историков, - неожиданно заявил я. Именно за то, что они никогда не могут выяснить ни одного дела до конца.

Я вылез из джипа и захлопнул дверцу. Эдвард опустил стекло со своей стороны.

- Благодарю за обед, - закричал он. - Ну и... удачи тебе с фараонами.

Джип уехал, трясясь на выбоинах разбрызгивая колесами воду. Я вошел в дом, налил себе еще виски и решил немного заняться уборкой. Миссис Херрон, живущая в доме Бретбордов, присылала мне дважды в неделю, по вторникам и пятницам, свою служанку Этель "для услуг": застелить кровати, пропылесосить ковры, вымыть окна и так далее. Но я и сам любил, чтобы в доме было чисто, и всегда любил свежие цветы. Они напоминали мне счастливые дни с Джейн - лучшие дни во всей моей чертовой жизни.

В этот вечер я сел у камина и прочитал все, что только мог найти о затонувших кораблях, погруженных в воду и об историческом прошлом Салема и Грейнитхед. Прежде чем часы фирмы Томпион пробили полночь, прежде чем стих ветер и дождь прекратил лупить, я уже знал о подъеме затонувших судов достаточно много, хотя, конечно, мне было еще далеко до эксперта. Я разгреб кочергой догоравшие поленья в камине, потянулся и подумал, что я наверно заслужил последнюю порцию виски. Странное дело, когда я пьянствовал сам, то никогда не мог напиться. Но и так похмельем я все же страдал. Это была явно незаслуженная кара.

Я запер двери на ключ и забрал с собой последнюю порцию "Шивас". Я напустил полную ванну горячей воды и медленно разделся. Я не спал две ночи подряд и чувствовал себя выжатым как лимон.

Я растянулся в ванне, закрыл глаза и старался расслабиться. Напряжение медленно уступало. Я слышал лишь капанье воды из душа, который никогда не позволял плотно закрутить кран, и тихое потрескивание лопающихся пузырьков пены.

Теперь, когда буря миновала и утихло легкое завывание ветра, я боялся много меньше. Может, духи прилетают с ветром, как Мэри Поппинс, а когда ветер изменяется или прекращается, то они оставляют нас в покое? И молился Богу о безветренной погоде. Но я добавил также и условие, что в субботу утром должен разыграться шторм, хотя бы на пару часов, чтобы мне не пришлось нырять с Эдвардом.

Я лежал в ванне, когда услышал тихий шепот. Я тут же открыл глаза и начал прислушиваться. Ошибки быть не могло. Это был тот же шепот, который я слышал внизу, в библиотеке, приглушенный, почти непонятный поток святотатственных ругательств. Меня опять начало трясти, а вода в ванне показалась грязной и холодной.

Я уже не мог сомневаться. Мой дом был бесноватым. Я чувствовал ледяное дуновение чьего-то присутствия, так, как будто все двери внизу бесшумно открылись, и холодный ветер гулял по коридорам. Я сел в ванне. Плеск воды зазвучал удивительно и глухо, как будто недоработанный звуковой эффект.

Лишь затем я посмотрел на зеркало, подвешенное над ванной. Оно было покрыто паром от тепла, но сейчас пар начал местами конденсироваться, и на поверхности зеркала сформировалось как будто лицо с вытаращенными глазницами. Капли воды стекали с почерневших глазных ям, как будто слезы, капали из уголков рта, как кровь, и хотя я знал, что это только конденсирующаяся влага, мне казалось, что это лицо живет, что как будто чей-то дух, обитающий под посеребренной поверхностью зеркала, отчаянно пытается освободиться, связаться с внешним миром.

Я встал, расплескивая вокруг воду, потянулся за мочалкой, лежащей на краю ванны, и тремя резкими движениями стер пар, так что зеркало снова было чистым; но я увидел в нем только свое перепуганное лицо. Я вылез из ванны и завернулся в полотенце.