Журнал «Если» - «Если», 1998 № 09

Правде лучше смотреть в глаза.

Скорее всего, он уже Темный. Пусть покамест он нормальный, хороший мальчишка. Если я выживу, мне еще предстоит при встрече требовать его документы… или предъявлять свои.

Может Завулон на него воздействовать? Легко!

Тогда мое местонахождение для него не тайна. К этому я готов. Вот только в чем смысл нашей «случайной» встречи?

Операторы элегантно разболтали, что район ВДНХ пока не прочесывают. Антон Городецкий в панике вполне мог затаиться у мальчишки дома или послать его за помощью…

Слишком сложно. Меня можно взять в любое время. Что же я упускаю?

Я шел к дороге, уже не оглядываясь на башню, вместившую бутафорский штаб Темных, почти забыв об изувеченном теле мага-охранника, что лежало сейчас где-то у подножия. Чего от меня ждут?

Послужить приманкой. Попасться Дневному Дозору. Да еще таким образом, чтобы сомнений в вине не оставалось; так фактически и произошло.

А затем не выдержит Светлана. Можно защитить ее саму и ее родных. Мы лишь не в силах вмешаться в ее собственные решения. Но если она начнет спасать меня, выдергивать из подземелий Дневного Дозора, отбивать на Трибунале, то ее уничтожат быстро и без колебаний. Вся игра построена в расчете на ее неверный ход. Вся игра затеяна давным-давно, когда темный архимаг Завулон увидел в будущем появление Великой Волшебницы и ту роль, которую предстоит сыграть мне. Расставили декорации, насторожили ловушки. Первая не сработала. Вторая уже раскрыла хищную пасть. Возможно, есть еще и третья.

Но при чем тут Егор?

Я остановился.

Он ведь Темный. Кто тут у нас убивает Темных? Слабых, неумелых, не желающих развивать себя… Вот и появится еще один труп свежей выделки, и я над ним. Перебор?

Не знаю. Но то, что мальчишка обречен и что встреча в метро была не случайной, теперь я точно знал. Завулон вычищает заодно всех мелких фигурантов, уцелевших после той зимней заварухи.

Егор погибнет.

Я вспомнил, как он смотрел на меня на перроне, насупившись, одновременно желая и спросить что-то, и обругать, в очередной раз выкрикнуть ту обжигающую правду о Дозорах, которая открылась ему слишком рано и опалила душу. Как он повернулся и побежал к поезду…

Я остановился, сжимая голову ладонями. Свет и Тьма, как же я глуп! Пока Дикарь жив — капкан не захлопнут. Мало выдать меня за психопата-охотника, за браконьера от Светлых. Не менее важно убрать настоящего Дикаря.

Темные — или, по крайней мере, Завулон — знают, кто он. Более того, управляют им. Подбрасывают добычу, тех, от кого не видят особого прока. Сейчас у Дикаря не просто очередное героическое сражение с Тьмой — он с головой ушел в схватку. Темные валятся на него со всех сторон: вначале женщина-оборотень, потом темный маг в ресторане, сейчас мальчик. Наверное, ему кажется, что мир сошел с ума, что близится Апокалипсис, что силы Тьмы захватывают Вселенную. Не хотел бы я оказаться на его месте.

Женщина-оборотень была необходима, чтобы заявить нам протест и продемонстрировать, кто под ударом.

Темный маг — чтобы обложить со всех сторон и ради права на формальное обвинение и арест.

Мальчик — чтобы наконец уничтожить сыгравшего свою роль Дикаря. Вмешаться в последний момент, взять с поличным, убить, пресекая побег и сопротивление — он же не понимает, что мы воюем по правилам, он никогда не сдастся, не отреагирует на приказ неведомого Дневного Дозора…

После исчезновения Дикаря у меня не останется никакого выхода. Либо соглашаться на выворачивание памяти, либо уходить в Сумрак. Выворачивание неприемлемо. Сумрак безысходен. В любом варианте срыв Светланы неизбежен.

Я поежился.

Холодно-то как! Вскинув руку, я остановил первую же машину. Глянул водителю в глаза и приказал:

— Поехали!

Он даже не спросил, куда?

Мир стремительно близился к концу.

Что-то сдвинулось… стронулось… шевельнулись древние тени… прозвучали глухие слова забытых языков… дрожь сотрясала землю, а над миром восходила Тьма.

Максим стоял на балконе, курил, краем уха слыша ругань Лены. Она не прекращалась вот уже несколько часов, с того мига, когда спасенная девушка выскочила из машины у метро. Максим услышал о себе все, что только мог представить, и немножко того, что и вообразить не мог.

То, что он дурак и бабник, готовый подставляться под пули из-за любой смазливой длинноногой шлюхи, Максим воспринял спокойно. То, что он наглец и сволочь, кокетничающий при жене с затасканной и некрасивой проституткой — было чуть свежее. Особенно учитывая, что с неожиданной пассажиркой он обменялся лишь парой слов.

Потом понеслась невероятная чушь. Вспоминались неожиданные командировки, те два случая, когда он заявлялся домой пьяным; строились предположения о количестве его любовниц, о непроходимой тупости и мягкотелости, мешающих служебному росту и хоть мало-мальски приличной жизни…

Максим покосился через плечо.

Странно, Лена даже не накручивала себя, как водится, кружа по комнате. Она сидела на кожаном диване перед телевизором и говорила, говорила…

Неужели она и впрямь так думает?

Что у него толпа любовниц? Что он спас незнакомую девушку из-за красивой фигурки, а не из-за свистящих в воздухе пуль? Что они плохо, бедно живут? Они, купившие три года назад прекрасную квартиру, обставившие ее, как игрушку, на рождество катавшиеся во Францию?

Голос жены был уверенный. Голос был обвиняющий. Голос был страдающий. Но при этом заученный, словно прокручивалась старая, надоевшая всем запись.

Максим щелчком отправил сигарету вниз. Посмотрел в ночь.

Тьма… Тьма надвигается.

Он убил в туалете темную нечисть. Одно из самых отвратительных порождений вселенского зла. Человека, несущего в себе злобу и страх. Выкачивающего из окружающих энергию, подминающего чужие души, превращающего белое в черное, любовь в ненависть. Как обычно… один на один с целым миром.

Вот только подряд наталкиваться на эти дьявольские отродья… Что это: они все вылезли из своих зловонных нор или его истинное зрение обострилось?

Вот и сейчас…

Максим смотрел с высоты десятого этажа и видел не ночной город в россыпи огней. Это для людей, слепых и беспомощных. Он же видел сгусток Тьмы, нависающий над землей. Невысоко, на уровне десятого — двенадцатого этажей, пожалуй.

Максим учуял еще одно порождение Тьмы.

Как всегда. Как обычно. Но почему так часто! Третий за сутки!

Тьма мерцала, колебалась, двигалась. Тьма жила.

Если бы он действительно верил в Бога. По-настоящему… Но той слабой веры, что согревала Максима после каждой вспышки очищения, уже почти не осталось. Где же Бог, если в мире так процветает зло? Покинул нас, бросил…

Если бы в душе Максима оставалась настоящая вера… Он рухнул бы сейчас на колени, вскинул руки к сумрачному ночному небу, где даже звезды горели мутно и печально. И вскричал бы: «За что? За что, Господи? Это выше моих сил, выше меня! Сними с меня этот крест, прошу тебя, сними! Я не тот, кто избран! Я слаб…»