Юрий Погуляй - Мертвая пехота

Сью, пристально глядя ему в глаза, скользнула рукой между ног. Адова канитель, сколько в ее взоре сосредоточенной страсти! Рэм ахнул, почувствовав жар ее тела. А девушка коротко вздохнула, принимая его в себя, и улыбнулась.

— Так непривычно не задавать вопросы, — сказала Сью. Закусив нижнюю губу, она принялась медленно двигать бедрами.

Каждое ее движение наполняло Консворта безумным восторгом. Ничего более приятного он никогда прежде не испытывал. Скорее всего, это и было действие токсина, но сейчас он об этом, конечно, не думал. Сейчас ему хотелось раствориться в ней, стать ею. Любить ее всегда, вечно. И никогда не останавливаться.

— Редко… когда я… получаю… такое удовольствие… — сбивающимся голосом сказала Сью. Лицо ее раскраснелось, взгляд затуманился. — Работа… убивает все…

Дыхание девушки участилось, она легла ему на грудь, ускоряя свои движения, и сладко застонала. Рэм вдруг почувствовал, как сила вернулась к нему. Как дернулась рука, коснувшись ее бедра. В следующий миг он уже обнимал Сью, стремясь ей навстречу.

— Да… Да… ты молодец, — повторяла обезумевшая Сью и двигалась все быстрее, все сильнее. Рэм вспыхнул и перекатился, перевернув девушку на спину.

На миг он остановился, глядя ей в глаза. Коснулся пальцами пухлых губ, погладил по бархатистой щеке, на которой уже начал наливаться синевой след от удара. Провел рукой по волосам, по плечу, по груди. Сью улыбнулась, закусила губу.

— Давай… — шепнула она.

Рэм овладел ею. Нежно, но сильно, со всей страстью. Слушая ее стоны, ощущая ее тело, он рвался вперед, стараясь проникнуть еще глубже, попытаться хотя бы на миг стать ее частью, стать ею. Обвившая его руками Сью царапала ему спину и сходила с ума от наслаждения, а Рэм с каждым движением все ближе и ближе приближался к звенящей пустоте, и когда они кончили, одновременно, бурно, содрогаясь всем телом, то Консворт без сил рухнул на девушку и растворился в темноте небытия с победной улыбкой.

Последней мыслью было сожаление, что он так и не увидит глаза Майзера при аресте. Да и ареста, увы, уже не будет.

Этого мира словно и не существовало. Он шумел где-то на периферии сознания, целиком и полностью занятого тяжелыми мыслями. Все эти торжественные шеренги Рыцарей Гнева на аллеях, все эти облепившие ворота журналисты, весь этот проклятый, ненавистный Императорский сад были для прибывшего на Приму Церата Малкона ничем. Пустым местом. Жирными мухами, облепившими кусок дерьма.

Раздор потерян. Двадцать лет жизни пошли псу под хвост. От былого богатства и могущества остался пшик. Он разорен. Разорен и уничтожен. Почти все его родственники мертвы, а у него нет даже возможности знать об истинном положении вещей. Все попытки выяснить правду разбились о вежливое равнодушие офицеров связи. Скорпы упрямо молчали на все его запросы.

Но почему? Он же наместник! Он имеет право знать, что происходит в его системе, на его планете! Церат пробовал объяснить это холодно улыбающимся лицам, но никто из них так и не нарушил приказа. «Система в карантине. Идет армейская операция, простите, но, к сожалению, мы не можем ответить вам на этот вопрос».

Малкон стоял у высокого окна и смотрел сквозь стекло на изумрудный ковер пушистых трав, залитых солнечным светом. На душе наместника было тускло. В нем неистово сражались два чувства: ненависть и отчаяние.

Все взаимосвязано и виноватые известны. Темная Глубина, ну почему так вышло? Почему он решился на эту проклятую колонизацию? Зачем он это сделал?!

Эх, если бы время можно было повернуть вспять — Церат никогда бы не выдвинул свою кандидатуру на заселение новой планеты. Колонизация? Спасибо, Стоик, не надо. Пусть кто-то другой строит новый и великий мир в одиночку. Проклятье, зачем он вызвался?! Ведь сразу было ясно, что Стоик не окажет им никакой поддержки. Что он больше увлечен наращиванием мускулов и гневными взглядами в адрес чужих систем, чем внутренними проблемами. Прежде, а Церат любил повозиться в архивах, колонизация была общим делом. Все планеты старались помочь тем, кто высаживался на новых землях. Ресурсами, техникой, деньгами. Тогда человечество действительно было единым. Тогда оно еще помнило заветы Лодена.

Сейчас все иначе. Сейчас мир изменился, и Церату стоило подумать об этом прежде, чем брать на себя этот проклятый, ненужный империи Раздор. Но кто же знал? Кто мог просто предположить, что так будет?

Ведь новая колония была на границе с Глубиной. Это же аванпост человечества! Его крепостная стена. Какая муха укусила Стоика, который выделил на охрану пределов всего лишь по одной эскадрилье «Карателей» и «Триумфаторов»?! В то время как покой Примы или Солокера, находящихся в центре известного людям мира, сторожит по два-три корпуса!

Церат ощерился от злости. Наверняка их атаковали тараканы. Это неоспоримо. Кто еще мог прийти из Глубины? Скорее всего, рухнула где-нибудь на южном полушарии принцесса инсектоидов, запущенная невидимой, скрывающейся среди звезд маткой, и начала строгать армию. И только после того как исчезла связь с системой Раздора — император зашевелился. Только после этого выделил два корпуса! А затем еще и объявил сбор наместников.

Безумный ублюдок.

Малкон отошел от окна, сцепив руки за спиной. Прошелся по просторному залу, служащему ему комнатой отдыха. Горящим взором окинул десятки картин в позолоченных рамах, дорогую лепнину на сводах, элитные ковры, застилающие мраморные плиты на полу.

Интересно, уцелел ли дядя Эраст? Немного сумасшедший родственник отстроил на Раздоре первый музей искусств. Он был так одержим этой идеей. Он столько сил и средств положил на терраформирование каменных склонов для того чтобы подготовить достойную площадку.

Сейчас Эраст, оставшийся на планете, наверняка, мертв. Также как мертвы все его братья. Их жены. Их дети. Их внуки. Темная Глубина, из рода Малконов, одного из самых многочисленных родов империи, осталась только ветка Церата, и то только потому, что месяц назад его семью пригласил Майзер Раммон. Грех было отказаться от шанса побывать на планете Чудес. На великолепном Ливне. Фиала так мечтала его увидеть.

Лучше бы он отказался. Тогда бы Церату было бы не так больно.

— Глупец, — прорычал Малкон. — Вечно думаешь только о себе. Хотел бы ты, чтобы Фиала осталась на Раздоре, а?

Его милая, нежная, добрейшая Фиала. Его единственное утешение в этом поганом мире, где он последний представитель мертвого рода, где он наместник без планеты, где он…

Громко пискнул брошенный на кровати коммуникатор, и Церат вздрогнул от этого звука. Посмотрел в ту сторону.

Время пришло?