Александр Мазин - Стихи из книги Путь к сердцу горы

Не сгибая колен.

Помолись за меня мадонне

И хмельного налей.

Голос флейты над полем битвы

И над полем любви!

Будь же счастье моей молитвой,

Лучшей - наших молитв!

* * *

Он был гончар. Кувшинный творец.

Создатель чаш и божков.

Таков был дед его, и отец,

И сам он тоже таков.

Он трогал комья властной рукой,

Как воин трогает меч.

Душа земли обретает покой,

Войдя в большеротую печь.

Он был гончар.Деревянный круг

С восхода и до конца.

Он плел судьбу свою, как паук

Плетет оружье ловца.

В душе земли остается след

Не глубже снятой вины.

Он умер ста восемнадцати лет.

За год до большой войны.

***

Все эти годы - один на один.

Он, и его клеймо.

Дорогой ландышей и седин,..

"Твоей дорогой, мой Господин!"

Не вглубь - вкруговерть холмов.

Колючей щекой, под колючий всхлип

В древесное существо.

Приник, притерся. Как плющ, как гриб,

Сосущей болью к коре прилип:

"О хоть бы ветви мои зажгли б!"

Рябиновое вдовство.

"Своя свобода!" Взвалив, как крест,

"Ползи,языческий крот!"

К тому, кто в соль превращает лес.

А море - в соль. Позвоночный треск.

В разводьях глаз - антрацитный блеск.

- Иди ко мне, мой урод!

Все эти годы: от пня до пня,

Сам хлаже бугристых льдин.

Как лань,бессмертие прочь гоня,

Гнилые губы землей черня.

И вот спросил его:

- Чтишь? Меня?

Солнце, мой Господин!

***

А солнце жжет сухой песок.

Ему плевать, он мертв.

Ну, брат, вдохнем еще разок,

Толкнем густой багровый сок

По стебелькам аорт.

Пустыня - старый, жадный рот.

Вот чертова печать

На брюхе мира! Плешь. "Вперед!"

На лошадях вскипает пот

И лбы камней трещат.

В аду для всех один закон:

- Попробуй не умри!

Поклон! Поклон! Еще поклон!

Когда-то здесь издох дракон:

Не выдержал жары.

Был город. Всосан./Копоть-плоть

На вогнутостях чаш/

Мозоли ног - песок молоть...

Когда сюда пришел Господь,

Все было, как сейчас.

***

Спускался в ад

Зажав в кулаке

Клок январского неба.

И души предков

Летали над ним

Обрывками старых газет.

Любовник, пират,

Правитель, аскет

И тысячи тех, кто не был

Никем.

Бумажные бабочки, дым.

Воздадим

Каждому по строке.

Спускался в ад.

Шестнадцать кругов,

Шесть заржавленных истин

Вместо цепей. В счастливых зрачках

Медь. По жаркой смоле,

За хохот мглы, за гнев богов

Сюда не доходят мысли,

Но здесь душа его и нельзя

Без нее там, на земле.

РАЗНЫЕ СТИХИ

* * *

В этой комнате, похожей

На поношенную шляпу

Ходят звери - пол в прихожей

Их когтями исцарапан.

Их дыханьем пропитались

Занавески и обои.

Потому-то в здешних книгах

Нет ни истин, ни героев.

В этой комнате, где ветры

Спят в обнимку с журавлями,

Из коричневого фетра

Кем-то вырезано пламя

И в прореху подвенечну

Дым приходит ниоткуда.

А войти сюда - беспечность,

А уйти совсем не трудно.

Только мало кто уходит

В этой комнате утешно.

Здесь бесшумно звери ходят

И зрачки у них кромешны.

И поэтому вино здесь

Не кончается под утро,

И гостям щекочет ноздри

Запах лотоса и пудры.

В этой комнате, где сине

Под обвисшими полями,

Большеротая эльфиня

С кириянскими глазами

Потеряла черный гребень

(Это звери виноваты,),

От того ли в здешнем хлебе

Этот кислый вкус утраты?

В этой комнате из фетра

Все, что прежде было - камень.

Гости бродят по паркету

Мужду влажными клыками,

Как погашенные свечи.

Языки у них шершавы.

И становится на плечи

Темнота, в лицо дыша им...

В этой комнате посуда

Гибнет как-то непреложно.

А с уснувшими под утро

Звери очень осторожны.

Их глаза из тьмы - как звезды.

Их усы ласкают кожу.

Здесь "люблю" звучит, как "воздух"...

Только жить никто не может

В этой комнате...

* * *

Во поле растет чертополох.

Был бы музыкантом, да оглох.

Был бы богомазом да ослеп.

А герой въезжает на осле.

А герой (глаза его горят)

На осле въезжает в стольный град.

Он чудное имя взял - Гийом,

И рубаха пестрая на нем.

Раньше он был жилист и горбат.

Раньше у него был дом и сад,

Земляки и, кажется, жена.

А теперь вот дудочка одна

Во поле растет трава овсюг.

Угадай-ка: в помощь, а не друг.

Угадай-ка: родич, а не брат.

На героя праздничный наряд.

Он, герой, для всякого хорош.

На героя, правда, не похож.

А осел трусит, не торопясь,

Пух летучий втаптывая в грязь.

Во поле растет дурман-трава.

Ты уж, верно, начал забывать,

Как она смеялась... Как легка

На ладони смуглая рука.

Во поле растет полынь-трава.

- Что же, братец, в пепеле голова?

Помер кто из близких?

- Ближе нет.

Я усоп. Восплачьте обо мне!

Но герой смеется и цок-цок

На осле. А рядом озерцо.

Вдоль погоста едет, не спеша.

У него улыбка хороша.

Во поле растет... Ан, не растет!

Только пыль колючая метет.

Только темный холмик впереди.

Там лежит... И дырочка в груди.

А осел трусит по мостовой.

Он, герой, веселый и живой.

У него ни денег, ни родни,

Но зато сам Бог ег

ba2

о хранит.

Во поле растет чертополох.

Был бы музыкантом, да оглох.

Был бы богомазом да ослеп.

А герой въезжает на осле...

***

Солнечный луч, теплый, приникает к плечу.

Я мог бы перевернуть эту землю... Но не хочу.

***

Снег черемухи. Май.

Ласточки. Скоро лето.

Утро. Улица. Лай.

Земля на щеке, как ретушь.

Но сердце мое бежит

Сквозь сутолоку прохожих...

Когда начинаешь жить,

Смерть кажется невозможной.

***

***

Перепляс веселых нищих

На ободьях колеса.

Над башкой висит лунища,

А в башке гудит винище

И зизюкалки висят.

На вокзале в семь примерно

Мой герой уже не смог.

Он тонул в отрыжке нервной,

Сох, как сохнет в капле спермы

Заплутавший гонококк.

В никуда из ниоткуда

Приходили поезда.

Мой герой, он жаждал чуда.

Просто жаждал. Так паскудно!

Хоть бы пива кто подал!

Мой герой, стрелок в тумане,

В мокрожопом бардаке

Сел в углу и стал шаманить:

Бубен с яйцами в руке...

Дохлый голубь в подворотне

Стал его Поводырем.

Злые духи... По хуй! В рот им!

Им не жить, как мы живем!

Мой герой стал злой и синий,

И шершавый, как цемент,

Он шипел, как кот в корзине.

Гнусен так, что даже мент

Привокзальный, глянул, сплюнул,

И пошел, куда глаза...

А к герою шла по дюнам

Вечно юная шиза.

И рассвет вспухал над ними,

И пропал к херам вокзал.

Взял герой другое имя,

И жену другую взял.

Но поныне мент вокзальный,

Видя столик угловой,

Кривит губы инфернально

И уходит за "травой".

---

Светлый, мудрый и безгневный