Наталия Мазова - Золотая герань, или альтернативная история просто Марии с элементами фэнтази

* * *

"Поступи вопреки разуму - не в нем сейчас мудрость... Пройди дорогой нехоженой, приди в землю женщин и деву отыщи, плоть от плоти земли сей, дочь Города, что лишь вступила в заповеданный брачный возраст... Спрячь росток под снегом, камнем укрой огонь от глаз недобрых - и победишь!.."

Слетев с горы, Мара на полной скорости затормозила поворотом - только снежная пыль взметнулась веером, обдав с ног до головы и ее, и Лазора.

- Ну как? - задорно улыбнулась она.

- Покорен и раздавлен. Признаю свое поражение, - Лазор перчаткой смахнул с лица снег. - Командуй, куда теперь.

- А давай через заводь по льду, туда, к узкоколейке!

- Ну что ж, тронулись. Только я первый, а ты за мной - я все-таки немного, но тяжелее, выдержит лед меня - значит, и тебя должен...

Скользя за Лазором по пролагаемому им следу, Мара любовалась снежной пылью, осыпавшей завитки его волос - серебро на золоте, и одно так незаметно перетекает в другое...

До чего же все-таки непохож этот журналист из Вольного Города на всех, кто когда-либо пытался за ней ухаживать! В том числе и той веселой легкостью, с которой он не боялся признавать свои слабости... И эти его волосы... До сей поры Маре нравились только мужчины с аккуратной короткой стрижкой типа "пилот-испытатель" - она и сама носила короткое каре, считая, что волосы только мешают. Но у Лазора - Мара не могла этого не признать - сколько ни стриги это отливающее медом великолепие, все равно завитки будут торчать в разные стороны, так что так, когда они прикрывают шею, даже лучше... Стильно.

(Она обожала это слово.)

Выбравшись на берег, они пошли вдоль узкоколейки, за заводью круто бравшей вправо и терявшейся в молодой ивовой поросли. Приходилось все время быть настороже, чтобы не повредить невзначай лыжу.

Выйдя из зарослей, узкоколейка нырнула в небольшой тоннель, проложенный под автострадой.

И - то ли по капризу дувших в эту зиму ветров, то ли по замыслу строителей - снега не было не только в тоннеле, но и на пятьдесят метров перед ним. Только легкая поземка вилась по смерзшемуся песку.

- Вот это и называется - смерть лыжам, - Лазор с размаху вонзил палку в снег. - Что будем делать, прекрасная Мари - малодушно повернем назад или пройдем под мостом, а там снова наденем лыжи?

- Конечно, не будем ждать милостей от природы, - в тон ему ответила Мара. Отстегнув крепления, она сделала по песку два шага - и охнула от боли.

- Что с тобой? - забеспокоился Лазор.

- Да сухожилие опять потянула... Это у меня еще от коньков, так называемое привычное растяжение.

Пока скользишь, не больно, а вот обычным шагом... Даже не знаю, когда это я сегодня успела.

- Наверное, тогда и успела, когда на трамплине упала, горюшко ты мое... Давай садись на эту корягу, посмотрю твою лапку.

- Не глупи, Лазор! - запротестовала Мара. - Какой осмотр на таком холоде! Лучше повернем назад, скользить-то совсем не больно, а до транспорта как-нибудь добреду... А в гостинице сделаю массаж, подбинтую эластичным бинтом - не впервой...

- Давай-ка без героизма, прекрасная Мари, - он почти силой усадил ее на корягу и начал расшнуровывать ботинок. - Не ты одна спортом занимаешься, а раз врач сказал - в морг, значит, в морг! Удобные у тебя штаны расстегнул снизу змейку, и разрезать не надо...

Так... Вот здесь болит?

- Нет, чуть левее, где косточка... Ой!

- Ничего, сейчас все исправим... Ты только держи ее вот так, на весу, с этими словами он снял перчатки и пару раз как-то странно дернул кистями, словно воду с них стряхивал. А потом...

руки его скользнули над ее ногой в сантиметре от кожи, и хотя он даже не дотронулся до нее, Мара явственно ощутила тепло, растекающееся по больному месту. Раз, другой, мягко и упруго поводя ладонями, делая пальцами поглаживающие движения - но по-прежнему не касаясь... Тепло уже охватило всю ступню, да не тепло - жар, словно не сдернули с нее носок на легком морозе, а наоборот, протянули к печке. И в тот момент, когда жар стал уже едва выносимым, он с силой опустил руки на ее щиколотку. Мара уже приготовилась вскрикнуть от боли - но боли не случилось. Он с силой разминал ногу, но она чувствовала лишь наслаждение напряжения, какое бывает, когда потянешься со всей силы, до хруста в косточках...

С какой-то странной отрешенностью она подумала, что руки у него очень изящные - узкие ладони, длинные пальцы... Такими руками... во всяком случае, не удерживать на обледенелой стене шестьдесят с лишним килограммов ее веса! Не случись это с нею самой - и не поверила бы...

- Вот так совсем хорошо... Слушай, Мари, ты девушка хозяйственная, может быть, у тебя прямо с собой бинт есть?

- Угадал, как всегда. Возьми в кармане на колене, тебе отсюда удобнее... Знаешь, я еще никогда не видела такой странный массаж. У тебя такие руки... почему только ты не пошел в медицину? Стоит только дотронуться - и боль как рукой снимает!

- Потому и не пошел... - непонятно ответил Лазор, бинтуя ее щиколотку. - Не мое это - целительство... И то, что я сейчас проделал с тобой, у меня получилось бы далеко не с каждым.

- Почему?

- Как бы объяснить тебе... Понимаешь, ты как бы дополнительна мне. Не во всем, правда, но во многом. У вас в науке химии это, кажется, называется - принцип комплиментар- ности.

Поэтому то, что я могу отдать, ты способна воспринять лучше других.

- Как-то непонятно...

- Может быть, потом поймешь... Все в порядке, теперь надо просто посидеть, отдохнуть минут двадцать, просто чтобы лапка немного остыла - и будет как новая!

Он присел на корягу рядом с ней - места едва-едва хватало для двоих, и Лазору пришлось обнять Мару за плечи. Молчание повисло между ними. Даже сквозь толстый свитер и куртку Мара ощущала тепло рук, обнимавших ее - Его рук...

Черт возьми, всего два дня знакомы, а она уже думает о Лазоре, как о Нем... "А пускай!" - вдруг подумала она с какой-то саму ее удивившей бесшабашностью и, чтобы закрепить это внезапно нахлынувшее чувство близости, прижалась головой к плечу Лазора.

- Земля с воспаленной кожей заснула, как спят больные, сквозь бред ощущая холод и в тесный комочек сжимаясь... - медленно проговорил Лазор, устремив взгляд вдаль, на смерзшийся песок под аркой тоннеля. - А небо, ее любимый, глядит на нее равнодушно, подругу свою не желая прикрыть одеялом снега...

- Здорово, - прошептала Мара. - Это... твои стихи?

- Что ты! Это лисан - классическое когурийское восьмистишие. Его написала шестьсот лет назад великая поэтесса Йе Мол.

- Никогда не слыхала... Я вообще знаю только европейскую литературу, да и ту не очень хорошо - так, читала у отца собрания сочинений. Я же химик, а не гуманитарий... А еще что-нибудь можешь прочитать из этой Йе Мол?

- Пожалуйста... Пламя мое - живое, рыжий пугливый звереныш, а значит, ему, как и всем нам, чтоб жить, надо чем-то питаться. Но если кормить его вволю - зверек вырастает в зверя, а если нет ему пищи, зверек потихоньку звереет...