Нил Стивенсон - Анафем

Купив термокостюмы, мы отправились на поиски остального снаряжения и припасов. Всякий раз, как я хотел зайти в магазин с товарами для туризма, Юл морщился и объяснял, что в хозяйственных и бакалейных лавках куда лучшая вещь обойдётся в пять раз дешевле. И, разумеется, оказывался прав. Он зарабатывал на жизнь тем, что водил экскурсии в горы. Сейчас Юл, видимо, был без работы, потому что весь день колесил по Норслову, помогая мне собрать всё необходимое. То, чего мы не нашли в магазинах, он пообещал прибавить из своих личных запасов.

Езда занимала невероятно много времени. Движение было постоянно затруднено — по крайней мере, мне так казалось. Но я не привык к городской жизни. Когда мы застревали в пробке, люди из мобов смотрели на Юлов драндулет. Взрослые сразу отводили взгляд, дети показывали пальцами и смеялись. У них были для этого все основания. Мы с Юлом выглядели чудн о, совсем не так, как те, кто ехал на работу или вёз детей в школу.

Сперва Юл считал, что как хороший хозяин обязан меня развлекать. «Музыку?» — спросил он отрешенно, как будто когда-то слышал, что бывает такая штука — музыка. Я не стал возражать. Юл принялся крутить ручки настройки, словно они сами по себе, а система — сама по себе. Наконец он оставил проигрываться какую-то случайную запись. Позже, когда мы разговорились, я выключил музыку — Юл даже не заметил.

Как я понял, ему по работе часто приходилось иметь дело с незнакомыми людьми — клиентами. Чтобы сразу создать непринуждённую атмосферу, он рассказывал им байки. Получалось здорово. Я пытался навести его на разговор об Ороло, но ничего толком не узнал. Это для меня Ороло значил очень много, а для Юла он был просто очередной новичок, нуждавшийся в советах. Так или иначе, от Ороло мы перешли к путешествиям по дальнему северу — теме, в которой Юл действительно разбирался хорошо.

Позже я спросил, только ли на север он путешествовал. Юл фыркнул и сказал, что нет, он долго был инструктором по рафтингу в краях к югу от Пробла — сплавлялся с туристами на плотах по глубоким каньонам в живописной песчаниковой толще. Он рассказал несколько занятных историй из тех времён, потом как-то помрачнел и умолк. Видимо, рассказы были для Юла хорошим способом скоротать время, но нуждался он в другом. Ему нужен было проект — что-то, к чему можно приложить знания и энергию.

На каком-то этапе поездки он перестал говорить «вам» («Вам надо взять запас топлива на случай, если не будет питьевой воды и придётся топить снег») и начал говорить «нам» («Нам нужны по меньшей мере четыре запаски»).

Дом Юла служил свалкой для всего, что не влезало в его кузовиль: походного снаряжения, запчастей, пустых бутылок, оружия и книг. Книги громоздились стопками в половину человеческого роста — за неимением полок Юл складывал их прямо на полу. По большей части это было развлекательное чтение, но несколько стопок составляли книги по геологии. На стенах висели увеличенные изображения пестроцветной осадочной толщи, прорезанной водой и ветрами. В подвале, куда мы спустились за снаряжением, лежали плоские камни — куски песчаника с окаменелостями.

Когда мы забрали всё необходимое и снова стояли в пробке на пути к заправочной станции, я спросил:

— Ты понял, что наша планета очень древняя, да?

— Угу, — тут же отозвался Юл. — Я сплавлялся на плотах по рекам. Много лет. Там по берегам лежат камни. Глыбищи размером с дом. Они падают со склонов. Смотришь на них и понимаешь, что это происходит всё время.

— В смысле, камни падают всё время?

— Ага. Если ты едешь по дороге и видишь чёрные следы от шин — ну, как вон те, — ежу понятно, что тут кто-то резко затормозил. Если таких следов много, значит, водители сплошь и рядом так тормозят. Если ты в каньоне видишь много упавших камней, значит, камни падают сплошь и рядом. Ну, и я всё ждал, когда это произойдёт при мне. Сплавляюсь на плоту с клиентами, они спят или разговаривают о своём, а я смотрю на склоны и жду, что оттуда сорвётся камень.

— Но этого не произошло.

— Ни разу.

— И ты понял, что каньоны очень древние.

— Ага. Я даже пробовал подсчитать. Теорики я не знаю, но на реку смотрел пять лет, и за это время при мне ни один камень не упал. Если Арбу всего пять тысяч лет — если все камни упали за такой срок, — я бы видел, как они падают.

— А людям в твоей скинии эти выводы не понравились, — предположил я.

— Потому-то я ушёл из Пробла.

На этом разговор закончился. Был вечерний час пик, и мы довольно долго ехали в молчании. Мне было страшно интересно заглядывать через окна мобов в чужую жизнь. И вдруг я понял, насколько у Юла она другая.

Его решение присоединиться к нам — вернее то, как Юл пришёл к такому решению, — было мне непонятно. Он не выстраивал доводы, не взвешивал аргументы за и против. Но Юл вообще так жил. Из разговоров стало понятно, что Гнель не приглашал его заглянуть к нам на стоянку. Юл просто взял и заехал. Каждый день он делал что-то новое для новой партии людей. И в этом он не меньше меня отличался от тех, с кем мы стояли в пробке.

Так что я зачарованно смотрел на людей за стёклами и гадал: каково им живётся? Тысячелетия назад человеческий труд разделился на операции, которые надо день за днём выполнять на заводах или в конторах, где люди — взаимозаменяемые детали. Из их жизни ушла фабула. Так и должно было произойти, так диктовала экономика. Однако очень легко увидеть за этим чью-то волю — даже не злую, а просто эгоистичную. Люди, создавшие систему, ревниво берегут свою монополию: не на деньги, не на власть, а на осмысленный сюжет. Если подчинённым есть что рассказать после рабочего дня, значит, случилось что-то неправильное: авария, забастовка, серия убийств. Начальство не хочет, чтобы у людей была собственная история кроме лжи, придуманной, чтобы их мотивировать. Тех, кто не может жить без фабулы, загоняют в конценты или на такую работу, как у Юла. Остальные должны искать ощущения, что они — часть истории, где-нибудь вне работы. Думаю, поэтому миряне так одержимы спортом и религией. У них нет других способов почувствовать, что они играют важную роль в приключенческой истории с началом, серединой и концом. Мы, инаки, получаем свой сюжет готовым. Наша история — познание нового. И она движется, пусть и не так быстро, как хотелось бы людям вроде Джезри. Ты всегда можешь сказать, на каком её этапе находишься и что в ней делаешь. Юл жил в своих занимательных историях каждый день, одна беда — мир не считал их важными. Возможно, поэтому он испытывал такую потребность рассказывать туристические байки — и не только о собственных подвигах, но и о подвигах своих наставников.

Мы наконец добрались до заправочной станции. Юл развернул походную кухню и начал готовить ужин. Он не объявил официально, что едет с нами, но это явствовало из его поведения. Чуть позже они с Гнелем пошли к владельцам заправки и договорились, что кузовиль Корд останется тут недели на две. Корд начала перетаскивать свои вещи в передвижной дом Юла. Юл, готовя, пристально наблюдал за ней и вскоре принялся шутливо возмущаться, сколько у неё барахла. Корд отвечала в том же духе. Через шестьдесят секунд они уже осыпали друг друга чудовищными оскорблениями. Встревать в их перепалку было всё равно что лезть между людьми, которые дерутся или целуются, поэтому я отошёл к Самманну.