Майкл Мэнсон - Конан и дар Митры

Но побеждал ли? На деле все его победы оборачивались поражениями, ибо в конечном счете не приносили ни богатства, ни устойчивого положения, ни власти...

Власть!

Он вкусил этот яд в полной мере, командуя отрядами наемников, разбойничьими шайками или разгульной неистовой пиратской вольницей. Но то была малая власть - власть, позволявшая ограбить караван или купеческое судно, взять на щит небольшой городок, уничтожить соперничающую банду. Однако он уже догадывался, что в этом мире власть решала все; она была важней богатства, грубой силы и хитрости, важнее острых копий и закаленных клинков. Правда, требовались и сила, и хитрость, и богатство, чтобы захватить власть - _н_а_с_т_о_я_щ_у_ю_ власть, позволявшую владычествовать над душами людскими, над странами и городами, над богатыми землями... Воистину, достичь такой власти - великое деяние!

Но для великого деяния нужна была и великая Сила. Возможно, со временем он обнаружил бы ее в себе самом, в собственной своей душе, но сейчас ему казалось, что проще получить ее из рук наставника, обучавшего достойных Искусству Убивать. Это мастерство также являлось великим - ибо как еще проявляется истинная сила? Сила, в его варварском представлении, была нерасторжимо связана с убийством, выражавшим телесную и духовную мощь наиболее отчетливо и ярко. В хайборийском мире убивали все: солдаты и разбойники - сталью, камнем и бронзой, властители - клинками своих воинов, маги - тайным чародейством, более страшным, чем разящее железо. Убитый всегда был неправ, победитель же получал все - и богатство, и славу. Таков был порядок вещей, и оставалось лишь гадать, то ли его установил пресветлый Митра, то ли сам великий бог - как и все его союзники и враги подчинялся этому древнему распорядку. В конце концов, каким бы могуществом он не обладал, и у него, похоже, не хватало сил тягаться со смертью...

Вздрогнув, Конан передвинулся поближе к костру - несмотря на палящий дневной жар, ночи в степи были холодными. Пламя, быстро пожиравшее тонкие ветви кустарника и пучки сухой травы, металось перед ним, вытягивая вверх то жаркий рыжий язык, то колеблющийся трезубец; оно было жгучим, опасным и все бессильным против твердости камня и обманчивой мягкости песка. Не то что молнии, которые умел исторгать Рагар!

И не только он. Теперь киммериец припомнил еще одно имя, скрытое давностью лет, припорошенное пылью времени... Фарал! Странник в сером плаще, который встретился ему на берегах Вилайета то ли тринадцать, то ли пятнадцать лет назад... Правда, молнии его были нацелены не в камень, но сраженный ими человек казался крепче гранитной скалы! Теперь, спустя годы и годы, Конан понимал, что почтенный Неджес из Шандарата, вполне возможно, являлся не самым могучим чародеем - из тех, что встречались ему в иных странах и в иные времена. Но с этим стигийцем его связывала память юности, представление об ужасе и бессилии, испытанным едва ли не впервые... Такое не забывается! Лишь дремлет до поры, готовое вспыхнуть ярким воспоминанием, жгучим, как пламя костра...

Фарал убил колдуна огненной стрелой, беззвучно вылетевшей из его ладони... А Рагар смог усмирить разбушевавшихся подземных богов... Конечно, он и сам погиб, но разве можно сравнивать мощь тех, кто способен залить лавой целый остров, с жалким чародейством стигийца Неджеса! Разные силы, разный и результат... Фарал раздавил черного мага словно крысу, одним небрежным ударом - и остался жив; Рагар сражался с грозными демонами вулканов, и погиб... Но он сумел загнать их обратно в огненную преисподнюю!

Между Фаралом и Рагаром маячила еще чья-то невысокая ладная фигурка, чье-то лицо с веселой улыбкой на пухловатых губах. Долгая дорога и раздумья в одиночестве просветляют память, и Конану уже не надо было напрягаться: он знал, кто пожаловал к нему в гости.

Малыш! Бритунец, Маленький Брат!

Этот, по-видимому, не владел таинственной Силой Митры, но был на диво сообразительным. Сейчас он казался киммерийцу не слабее двух остальных; там, где Фарал с Рагаром добивались своего колдовством, малыш брал ловкостью и редкостным хитроумием. К тому же, он превосходно владел мечом!

Впрочем, все трое обращались с оружием так, словно клинки еще в детстве приросли к их ладоням. Сейчас, будучи в зрелых годах, Конан мог оценить их мастерство, равного коему ему не доводилось видеть. Да, эта троица смогла бы шутя разметать отряд немедийских меченосцев или полсотни телохранителей императора Турана!

Киммерийца, однако, не столь прельщало это неподражаемое воинское искусство, как сокрушительное могущество молний Митры. Удастся ли ему овладеть огненной стихией, частицей божественной силы, которой Великий Податель Жизни делился с избранными? Да и захочет ли наставник обучить сему?

Ум варвара, практичный и здравый, расчислил все наперед, подсказывая цель, к которой стоило стремиться. Конечно, телесная мощь, ловкость, неутомимость и совершенное владение оружием давали власть - ту, которой он обладал уже не раз, власть над десятками или сотнями людей, власть капитана, предводителя, мелкого вождя. Но молнии! Таинственная Сила, нисходившая с небес, с помощью которой можно было дробить скалы и расправляться с черными колдунами! Да и не только с ними - с целым воинством, если на то пошло!

Подобное сказочное могущество делало доступной уже иную власть, к коей он стремился в последние годы. Он мог сокрушить любого из смертных владык, забраться на любой трон! Зингары или Заморы, Аргоса или Шема, Немедии или Офира... Даже великого Турана или великой Аквилонии!

Обеты... Да, Конан помнил об этой клятве, про которую толковали все три Ученика - аквилонец Фарал, аргосец Рагар и этот малыш из Бритунии. Наставник требует, чтобы овладевший Великим Искусством применял его только при обороне либо уничтожая Зло... Но что есть Зло? Жестокий правитель, вне всякого сомнения! Таких правителей вокруг имелось немало, и Конан был готов сменить любого. Каждого, кто обладал властью над десятком богатых городов, плодородными землями, замками и сильным войском!

Кроме того, клятвы и обеты его не пугали. Слова всегда остаются словами, и даже имя бога, как бы скрепляющее обещание, всего лишь слово, не более того. Боги же, по большей части, невнимательны к мелочам; даже сам человек значит для них не слишком много - что уж говорить о произнесенных им обетах! Возможно, они имеют значение для магов и жрецов, но никак уж не для воинов! Деяния воина можно трактовать и так, и этак, в зависимости от ситуации и обстоятельств - тем более, воина-победителя... К примеру, - думал Конан, сидя у костра в пустынной степи, - что произойдет, если он, завладев Аргосом или Шемом, двинется с армией в стигийские пределы и разорит дотла страну проклятых колдунов? С одной стороны, это будет нападением; с другой - он уничтожит гнусных поклонников Сета во славу пресветлого Митры! Разве Податель Жизни покарает его за это? Сочтет учиненную им резню нарушением клятвы? Очень и очень сомнительно... Ибо в одном боги похожи на людей: каждый из них алчет низвержения соперника.