Игорь Волознев - Метагалактика 1995 № 1

— Нет! Черта вам в глотку! Со мной у вас так просто не выйдет! Я всю эту свою психоплазму до последней корпускулы брошу против вас и вашего дьявольского дела! Даже если эта богиня не появится больше, все, что нужно делать здесь, на Земле — ясно! Абсолютно ясно!

Но… она появилась. Раздался стук в дверь. Алексей глянул на часы, время пролетело совершенно незаметно — было уже четверть третьего.

Прошло еще несколько часов. Край неба побагровел. Над крышами домов медленно остывали пунцовые облака. Собственно самое главное — зачем Алексей должен отправиться в сопряженное пространство, как и что конкретно он там будет делать — они уже детально обсудили. Он на все согласился без колебаний. Эа, видя как он это воспринимает — просто и спокойно, без эмоций, как быстро и свободно он проникает в суть дела — была счастлива. И… немного обескуражена. Почему он так легко прощается с этим миром? Впереди столько опасного и неизвестного. Ведь даже если он когда-нибудь и вернется сюда, пройдет столько времени, что никого из его современников, даже нынешних детей, уже не будет в живых. Его встретит совсем другой мир. Все корешки, связывающие его с этим миром, обрываются безвозвратно. Чего больше в его решимости: чувства долга высоконравственного человека, ненависти к силам зла или простого разочарования в жизни?

Разговор, уже перешагнувший рамки «обязательной программы», шел, в основном, о том мире, куда они теперь перенесутся. Эа, в меру возможности, подробно рассказывала ему о жизни на ее родной планете, о дедушке, о брате, а сама, как бы исподволь, иногда спрашивала, пытаясь найти ответ на свой вопрос. И еще. Когда Эа рассказывала о свойствах нательного креста и его будущем назначении, Алексей, положив крест на ладонь и разглядывая его, сказал с усмешкой. — Крест, так крест, хотя я предпочел бы носить на груди солнышко. Впрочем, крест, наверное, больше подходит к тому, что меня ждет.

Неужели он не верит в наше дело? Тогда она не стала спрашивать — нужно было многое еще объяснять и уточнять. Теперь она осторожно вернулась к этому, начав издалека: почему он предпочитает солнце кресту, разве он не христианин?

— Опять христианство, — улыбнулся Алексей. — Один мой друг, философ, светлейшая голова, утверждает, что это такой сложный вопрос, что без бутылки в нем разобраться нельзя. — Он улыбался, Эа тоже улыбнулась, хотя смысл слов дошел до нее не сразу.

— А если серьезно, то мы, русские — закоренелые язычники, несмотря на тысячелетие христианства на Руси. И даже само христианство превратилось у нас в нечто свое, как говорит мой философ: в религию по размерам души — души народа. А что касается солнца, то у Христа мы все рабы — рабы Господа Бога, а в своей первородной вере мы — божьи дети — Даждьбожьи внуцы — дети солнца.

— А крест Вам кажется символом страдания? — допытывалась Эа.

— Нет, отчего же. Это символ веры. Все мои предки носили кресты и на радость и на страдания… одним словом — на жизнь.

Эа задумалась. Тень грусти мелькнула в ее глазах.

О чем это она? — подумал Алексей. Он поймал себя на том, что все время любуется ею. — Смотри, «старый пень», не влюбись! Добра от этого не жди.

Она подняла глаза и встретила его слегка затуманившийся взгляд.

— Скажите, Алексей Иванович, — она решилась на прямой вопрос. — Почему Вы так легко расстаетесь с этим миром?

— Почему? — он задумался. Как ей ответить, если он сам не знал этого. — А разве Вы не могли это выяснить используя…как оно у вас называется… колдовство Ваше?

— Колдовство? А, — закрытый контакт. Вы обо мне плохо думаете. Я использовала его только, чтобы обнаружить, найти Вас. Это было ночью в гостинице, когда Вы спали. И еще там, в парке, когда Вы сидели на скамейке в саду. — Вас нужно было подготовить к этой встрече. Да, и еще немного в первое время встречи — Вы все же были сильно взволнованы. Все остальное время мы были с Вами на равных. Да и не очень это приятное занятие. Мне, по крайней мере, не нравится… Только в случае необходимости…

— Спасибо, Эа, — и, помедлив. — Скажите, а что Вы тогда на скамейке подслушали… нет, извините… услышали?

— Тогда Вы вспоминали стихи брата. Он мне тоже читал некоторые… Они понравились даже моему дедушке, который не любит, как он утверждает стихов. Вам ведь они тоже нравятся?

— У меня это по-другому. Когда я их вспоминаю, Андрей как бы становится рядом со мной… это трудно объяснить.

— Я понимаю, — тихо сказала девушка. Глаза ее затуманились и потемнели, стали почти синими. — Как тонко он чувствовал и как много понимал. Помните?

Алексей молчал, Эа — тоже. Заря за окном догорала. В комнате сгущались тени. Тишину нарушали только далекие, приглушенные звуки улицы.

— Алексей Иванович, — прервала молчание Эа, — Вы мне так и не ответили, почему Вы так легко расстаетесь с Землей?

Алексей, не меняя выражения лица, тихо и размеренно. — Потому, что я влюблен в Вас без памяти.

Лицо девушки побелело… глаза расширились…

— Нет, Эа, я шучу, конечно, — он улыбнулся широкой и доброй и виноватой улыбкой. Он никак не ожидал такой реакции. — Извините, но мне показалось, что я имею право на такую шутку, ведь я старше Вас почти в три раза.

Краска прихлынула к девичьему лицу, Эа улыбалась, но, как показалось Алексею, слегка натянуто.

Лицо Алексея снова стало «непромокаемым». — Впрочем, в каждой шутке есть доля правды.

— Вы опять надо мной смеетесь! — Эа махнула рукой и улыбнулась, теперь уже совсем непринужденно. — А что касается возраста, то это надо еще посмотреть. Я уже говорила Вам — у нас другой масштаб времени. И как считать, мне можно насчитать и лет триста с лишним. Вот так-то, — она помедлила.

— Кстати, у Вас так и не разобрались, почему библейские праотцы жили по много сотен лет и сочли это вымыслом. Но… об этом в другой Раз. Мне пора, да и Вам нужно свои дела завершить. Помните — завтра в пятнадцать ноль-ноль.

— Это не проблема. Завтра утром я схожу в свое посольство и по факсу дам все необходимые распоряжения.

— А тетрадь? Что Вы хотите сделать со стихами Андрея?

— Ее перешлют сюда моему новому другу.

— Философу?

— Да, ему, — улыбнулся Алексей, — я позвоню ему об этом. Правда я еще не знаю, как объяснить ему и Жаклин — жене Андрея, что мы никогда не увидимся больше и не сможем даже связаться. Очень бы не хотелось, чтобы они это неправильно поняли.

— Об этом не заботьтесь, я все устрою. До завтра. — Эа подала руку, Алексей наклонился и поцеловал ее. Губы ясно ощутили легкую дрожь тонких полупрозрачных пальцев.

Она, не отнимая руки, очень тихо спросила. — Хотите, я на прощанье немного поколдую?