Вячеслав Назаров - Вечные паруса

И, верный себе, Соис зажег два зеленых и два красных треугольника. Пять — пять.

Уисс едва выдержал ритуальную паузу раздумья.

— Я, Уисс, Хранитель Пятого Луча, говорю от имени Поиска. Я сказал Вечному Совету все, что знал, и показал все, что видел. Я выслушал тех, чьи глоты против меня, и тех, чьи глоты за меня, и остался верен тому, с чем пришел. Я отдаю свое право делу своей убежденности.

И зажег торжествующе пять зеленых треугольников — теперь, с его голосом, за контакт было десять глотов, а против — только пять.

Он уже видел снова железный белый кор с красными значками "Д-Е-Л-Ь-Ф-И-Н", слышал ворчание Пана и радостный смех Нины — все, что стало за два года не только знакомым, но и по-своему родным — когда заговорил Сасоис:

— Я, Сасоис, Хранитель Шестого Луча и Страж Звезды, говорю от имени Будущего… Уисс, белозвездный, пойми меня правильно. Я был "за", когда ты уходил к земам, и если бы сегодня надо было бы решать это снова, я снова отдал бы тебе свои шесть глотов. Ты сделал много, очень много. Благодаря тебе мы теперь знаем не только то, как они живут, но и то, чем они живы. РЕЧЬ, переданная тобой, позволила заглянуть в их души, мысли и мечты. Спасибо тебе.

Нарушая этикет, Сасоис коснулся корявым ластом Уисса, но Уиссу почему-то стало холодно от этой грубоватой ласки.

— Я верю, что земы разумны, что их цивилизация достаточно сложна и высока, верю в их доброе начало и в то, что трагедия в Атлантике — нелепая ошибка. Я хочу надеяться на будущую дружбу и разделить оптимизм Третьего. Но контакт — это процесс долгий и сложный. Если даже он удался между одним земом и одним дэлоном — это еще не значит, что обе цивилизации одинаково готовы к контакту. Ты правильно сказал: земы пока еще дети. Так подождем, пока они подрастут. Потому что даже если мы очень захотим подружиться с земами — ничего, кроме недоразумений, у нас не получится. Требуется такое же горячее желание дружбы и от земов. И не только желание, но и способность понять и оценить друга. Дорогу надо прорубать с двух сторон, чтобы не оказаться в чужом мире незваными гостями.

Он помолчал и погладил снова поникшего Уисса:

— Подождем, Пятый. Пока еще рано. Пока еще земы слишком опасны даже для самих себя, не только для нас.

Сасоис зажег шесть красных треугольников и произнес традиционную формулу конца.

Шесть были Одним, ставшим после Двух, и Вечным Советом, решившим во имя Будущего — НЕТ…

Юрка определенно не знал, куда себя девать. Почему всегда так бывает сначала все хорошо и хорошо, а потом вдруг плохо и плохо?

Сейчас было плохо. Месяц удивительной, сказочной жизни кончился внезапно, и непонятно, что делать дальше.

Сначала исчез Свистун.

А как им было хорошо втроем! Каждое утро, чуть свет, они с Джеймсом спешили на берег, к своей заветной бухточке, и наперебой высвистывали пароль. Свистун подбирался под водой к самому берегу и ракетой взмывал в воздух, отчаянно скрипя и фыркая. И как ни старались мальчишки угадать его появление, он ухитрялся выскочить неожиданно. Невольный испуг ребят приводил его в восторг, он долго не мог успокоиться, кругами носясь по бухте.

А потом они забирались далеко в море, играли, ловили рыбу, причем Свистун вытягивал из глубины таких огромных рыбин, что даже местные рыбаки прониклись к ребятам великим уважением. Рассказам о дельфине, они, конечно, не верили, да мальчишки не очень-то и настаивали: в конце концов, если взрослым больше нравятся выдумки о невероятном везении — то пусть себе тешатся.

Потом они палили костры на берегу и жарили рыбу, варили уху, и не было ничего на свете вкуснее! Правда, Свистун не любил огонь. Он предпочитал в это время держаться подальше и хрюкал весьма неодобрительно, когда ему предлагали жареное или вареное. Однако ребята не обижались на своего морского приятеля — каждому свое.

Но самое интересное начиналось, когда все трое отдыхали, отяжелев от еды — Юрка с Джеймсом в моторке, Свистун на волне, положив крутолобую голову на борт. Они рассказывали друг другу замечательные истории о море и о суше, о людях и о дельфинах, о себе и о своих товарищах. Ребятам было многое непонятно в рассказах дельфина, дельфин не всегда понимал ребят — но все-таки им было хорошо вместе.

В тот день все шло, как обычно. Они вернулись с хорошим уловом. Джеймс начал разжигать костер, а Юрка — чистить рыбу. Свистун крутился в бухточке и недовольно фыркнул. Вдруг он замер.

— Мама…

Юрка от неожиданности чуть не порезал палец, а Джеймс выронил в тлеющую кучу высохших водорослей целую пачку пироксина. Пламя ухнуло вверх огненным деревом. Свистун шарахнулся из бухты, да и сами ребята испугались не меньше.

А за волноломом, метрах в ста мористее, разыгралась "семейная драма". Мать Свистуна, большая светло-серая дельфинка, взволнованно трещала, стараясь увести сына в море. Сын пытался что-то доказать, выводя еще более оглушительные рулады, и порывался вернуться. Наконец рассерженная мамаша ухватила сына за ласт крепкими зубами и бесцеремонно потащила за собой. Свистун обиженно взвизгнул, но покорился.

— Это ты виноват, — сказал Юрка, когда дельфины скрылись. — Зачем такой фейерверк устроил? Они не любят огня, а ты… Свистуну теперь попадет…

— Я же не нарочно, — всхлипнул Джеймс. — Уронилась пачка… Я чуть сам не стал загораться… Фух-фух!

Свистун не появился на следующий день, не появился и на последующий. Ребята сидели на берегу грустные, ловить рыбу не хотелось, моторка бесцельно покачивалась на ленивой зыби. Потом на целую неделю зарядил дождь, и стало ясно, что Свистун больше не вернется.

А теперь улетает Джеймс.

Закинув голову, Юрка смотрел в небо адлерского аэропорта, отыскивая среди толчеи летательных аппаратов китообразный корпус межконтинентального реалета. Когда долго смотришь, начинает казаться, что ты — на дне колоссального аквариума и над тобой гоняются друг за другом пестрые экзотические рыбки: вот золотым вуалехвостом всплыл пузатый гравилет, вот стайкой испуганных групп срезало вираж звено спортивных авиеток, вот степенно опускаются два туристских дископлана — чем не семейство скалярий?

А вот и Джеймс. Трехсотместный реалет поднимается медленно, словно боится передавить ненароком всю снующую вокруг мелочь. Синие с красным лопасти едва подрагивают, и вид у реалета какой-то обиженный.

Юрка помахал рукой, хотя отлично понимал, что Джеймс даже в бинокль не разглядит его.

Хороший парень Джеймс. Настоящий друг. Хотя и любит читать нотации не хуже взрослого. Зато он честный и преданный. Юрка подарил ему на память лучший камень из своей космической коллекции — кусок лабира, который папа привез с Прометея. Лабир передразнивает окружающее: положишь на синее его он становится красным, положишь на красное — становится синим, на черном он прозрачен, как горный хрусталь, а в темноте светится желтым, как маленький осколок солнца. Такой уж упрямый наоборотный минерал. Интересно, как поведет себя лабир в лондонском тумане?