Вячеслав Назаров - Вечные паруса

Ручка усиления дошла до предела, а изображение все меркло и меркло, пока не превратилось в сплошную густо-синюю ночь. Уисс уходил все глубже.

— Иван Сергеевич, — раздался тревожный голос Нины, — Уисс что-то говорит, но я его не могу понять…

— Почему?

— Совершенно другая система сигналов. Линейная. Это не рассказ. Это что-то другое. Но что — не знаю. Почему он перешел на другие сигналы? Что он хочет?

— Это я вас должен спросить, что он хочет… Вы же сами знаете, что пока он только с вами может говорить. Даже меня не признает!

В голосе Пана прозвучала такая искренняя обида, что Нина невольно улыбнулась. Пан не заметил ее улыбки — он вообще ничего сейчас не видел, кроме непонятных переплетающихся жгутов на экране.

— Дайте звук!

Стонущая, нереальная под этим ярким солнцем, над этим ласковым морем, необычная мелодия полилась из динамика. Да, слух не обманывал — это действительно была мелодия диковинная, но все-таки понятная сердцу, и столько нечеловеческой грусти и покорности было в ней, что холодели пальцы.

Нина неслышно вышла из лаборатории. Пан сидел, стиснув виски ладонями. Присмиревший Толя бесцельно наматывал на кисть руки какой-то желтый провод. Два других лаборанта, забыв о приборах, во все глаза смотрели на Пана с безмолвным вопросом.

А Карагодскому стало вдруг как-то пусто. Он словно увидел себя со стороны — надутого, важного, увенчанного званиями и ничего не значащего, потому что ничему не отдавал он себя целиком, как Пан — ему вдруг захотелось обнять этого смешного, синеглазого старичка за плечи и сказать что-то очень-очень хорошее…

Нина появилась так же неслышно, как и исчезла. На ней был мягкий купальный халат.

— Толя, готовьте кресло.

Пан поднял голову.

— Нина, что вы хотите?

— Связаться с Уиссом на пента-волне.

— Ни в коем случае! Вы помните, что было прошлый раз?

— Помню. Но мы должны знать, что хочет Уисс!

— Пента-волна слишком опасная штука. Тем более что мы пока не знаем толком, что это такое. Нет, Нина, рисковать незачем. Надо искать другие пути.

— Иван Сергеевич, вы же сами знаете, что другого пути нет. Вспомните, как постепенно и осторожно переходил от этапа к этапу Уисс. А сейчас он перешел на новую систему без предупреждения. И он не отвечает на мои сигналы по старой системе. Значит, что-то случилось.

— Но что могло случиться за эти полчаса?

— Не знаю, Иван Сергеевич. Последним его сигналом по старой системе было "скорей", вы сами видели. А потом эти линии. Я должна попытаться на пента-волне.

— Ну… Ну хорошо. Только без обратной связи, ладно? Просто задайте вопрос, а мы будем ждать ответ по старой системе.

— Не знаю. Как получится.

— Никаких "как получится". Не подводите старика. Договорились?

— Договорились, Иван Сергеевич… Толя, кресло готово?

— Да, Ниночка. Садись и вещай напропалую.

Нина сбросила халат. Коричневый купальник сливался с цветом загорелой кожи, и в потоке зеленого света ее фигура казалась отлитой из меди. Она постояла на носу корабля с минуту и села в кресло. Толя и один из лаборантов захлопотали над ней. Провода тонкими змеями постепенно обвивали ее тело, впиваясь присосками электродов в виски, в шею, в руки, в живот, в ноги.

— Иван Сергеевич…

В голосе Карагодского помимо воли прозвучало что-то такое, что заставило Пана оглянуться. Карагодский смутился.

— Иван Сергеевич, я понимаю, что сейчас вам не до меня, но я никогда ничего не слышал…

— О пента-волне?

— Да.

— Пента-волна, коллега, это… Словом, бог знает, что это такое. Я знаю ваше яростное неприятие всякого рода телепатии, парапсихологии и прочей, как вы выражаетесь, "чуши", поэтому… Возможно, это какой-то необычный вид излучений, присущий только живым организмам. Помните опыты Клива Бакстера?

— Клив Бакстер… Клив Бакстер… Помню, с этим именем был связан какой-то скандал в середине двадцатого века… Но что конкретно — ей богу забыл.

— Ну, это неважно. Суть не в самих опытах, достаточно экстравагантных, а в том, что Клив Бакстер, а за ним группа молодых советских ученых из Казахского университета осмелились впервые заговорить о новом виде излучения — биологическом… Господи, Толя, ну что вы там копаетесь?! Да… О чем мы говорили? О Бакстере? Так вот, "пента-волна" — это мой собственный термин. Пятое состояние вещества, так сказать… Во время опытов Нина заметила, что, плавая рядом с Уиссом, она начинает испытывать некоторые странные ощущения. Ну, что-то вроде гипноза. Тут-то я и вспомнил Бакстера. Саму установку для усиления биоизлучения придумал Толя… Готово?

Нина сидела, откинувшись на спинку кресла. Лицо ее заострилось, на губах скользила улыбка, но даже в улыбке сквозили напряжение и тревога. На голове ее, облегая виски, пылала алая корона — большой тяжелый венок из влажных махровых маков, а на лоб, волосы и плечи спадала замысловатая сетка тонких проводников. От направленной антенны, довольно точно имитирующей огромный раскрытый цветок орхидеи, тянулись по меньшей мере сотни две зеленых гибких шнуров, маленькими присосками соединенных с разными точками тела.

— Иван Сергеевич, точки присоединения электродов к телу выбраны произвольно?

— Не совсем. Мы исходили из гипотезы, что биоизлучение в большей или меньшей степени сопровождается электромагнитными эффектами. Эти точки мы нашли экспериментально — места наибольшей электронапряженности кожи…

— И потеряли зря массу времени…

— Как вас понимать, Вениамин Лазаревич?

— Скажу больше. Сколько точек вы нашли?

— 218. А что?

— Так вот, я могу без электрометра указать вам еще 65 точек, которые вы пропустили.

— Не понимаю.

— Вы слышали когда-либо о древней китайской медицине — иглотерапии?

— Разумеется.

— Так вот, ваши точки — это и есть знаменитые 283 точки для иглоукалывания, которые были известны китайским медикам две тысячи лет назад. Я, правда, совершенно не понимаю, какая связь между вашей "пента-волной" и иглоукалыванием, но за совпадение — ручаюсь, и вряд ли оно случайно. Даже по теории вероятности…

— Иглоукалывание, говорите? Забавно… Мне совершенно не приходило это в голову… Действительно, здесь, видимо, есть какая-то связь. Господи, как мало мы знаем самих себя! Мы — "цари природы"!

— Иван Сергеевич, я начинаю.

— Начинаете, Ниночка? Ну, давайте. Как говорят — ни пуха… Только без самодеятельности, хорошо?

— Хорошо. К черту!

Ничего не произошло. Просто антенна в форме цветка орхидеи стала медленно вращаться вокруг своей оси, и Нина, расслабившись, опустила руки на подлокотники и закрыла глаза. По-прежнему сквозь желто-зеленую крышу било солнце, и нестерпимо сияла морская даль, и щетинился тусклыми кустарниками островок, и черноголовые средиземноморские чайки срезали острыми крыльями гребешки волн и снова взмывали вверх с трепещущей серебряной добычей в клюве — ничего не изменилось в мире за эти полчаса, кроме того, быть может, что один седовласый академик неожиданно почувствовал себя аспирантом…