Андрей Толкачев - Галактика 1995 № 3

Прочь, наваждение! Христиан не верил своим глазам, и все смотрел в проклятый угол, и до боли тер веки, убеждая себя, что там нет никого. И читал он молитвы, запинался, пропуская слова. Незаметно голос стих, но в углу оставался силуэт девушки. Тогда Христиан отбросил одеяло, босиком прошел по комнате, туда, где была она. Поводив руками перед собой, он ничего не коснулся, и напрасно хватал воздух напряженными пальцами. Тщетными оказались его старания — призрак себя не обнаружил, призрак молчал…

Христиан осенил себя крестным знамением, прошептал слова молитвы. Он выглянул за дверь, нежданно оказавшуюся открытой. Выйти было страшно. И опять защемило в спине. Христиан прикусил язык, в молчании сдерживая приступ боли.

За окном вдруг промелькнула трепетная фигура девушки. Христиан прильнул лицом к окну, вбирая в себя накопившуюся в стеклах прохладу. Он высматривал в прилегающих к дому поляне и высоченных соснах малейшие признаки той, что вновь ускользнула от него.

Вот качнул веткой потревоженный куст, и, может, вслед за этим случится еще что-нибудь…

Христиан напрасно простоял у окна. На небе таяли звездные россыпи, и оно насыщалось синевой и уже не казалось таким отдаленным. Из причудливых ночных фигур вырисовывались очертания деревьев и кустарников. Христиан забылся в беспокойном сне. И он нашел девушку, и заключил ее в свои объятия, и прижался к ней всем телом, почувствовав обвораживающий запах крови.

Между тем Юнна, которая привиделась Христиану, безмятежно спала в своей крохотной комнатке под мягким свечением луны. На кружевах шелкового покрывала девичьей постели потухали и зажигались мизерные кристаллики серебристого света.

Граф спустился на завтрак позднее обычного. Он торопливо занял свое место во главе длинного дубового стола, и как всегда, на левую половину его лица упала струйка света. Напротив графа сидела девушка. В романтичном платье с закрытой шеей, она смотрелась неотразимо. Это была Юнна. Девушка имела обыкновение, по утрам, одеваться нарядно и несколько вычурно. Но, как ни странно, ее грациозная фигура, изысканные манеры и живой, проникновенный взгляд соответствовали утреннему стилю одежды.

При входе в залу стояли два охранника. У деревянного панно со сценами охоты величественно восседал черный дог и внимательно следил за жестами хозяев.

— Юнна, — нарушил молчание граф. — Гранатовое вино просто влюбилось в Вас. Вы отведали его, и вино приобрело превосходный вкус.

Как обворожительно она рассматривала графа! Не замечая его слов и интонаций. Она подносила к губам серебряный кубок с вином, затем опускала и подносила снова. Ее розовое платье при свечении, проникающем сквозь мозаичные стекла, переливалось радужными оттенками света.

Граф оживился от собственных фраз, морщины его лица разгладились, но взгляд глубоко сидящих глаз оставался все тем же холодным и отрешенным.

— Моя прекрасная Юнна, каждая встреча с Вами для меня событие и знак надежды. Я неустанно готов повторять: — Вы и Ваша сестра, вы так похожи… Я любил ее, — граф смутился, потупив взгляд, но продолжал, — простите мои капризы. Я вдохновляюсь Вами. Вот и сегодня, едва забрезжил рассвет, я созерцал Ваш образ среди диких зарослей шиповника. На Вас я приметил дырявую шкуру пантеры. Вы забыли одеться перед тем, как присниться мне…

— Граф…

— Я сожалею, наш гость не сможет позавтракать с нами. Он недостаточно здоров и может к вечеру поправится. К нему приставлена служанка, она мне сообщает все его пожелания. Смею верить, он будет Вами очарован. Не спешите с ответом… Мне его не дождаться. Вы промолчите.

После возникшей неловкой паузы Юнна заговорила:

— А мне приснилась апельсиновая роща. Ее залило море. Затем посыпался снег большими хлопьями. Над сугробами порхали бабочки, голубые и розовые.

В комнату бесшумно проследовал мальчик. Высокий и сутулый, с выпирающими вперед плечами, бледностью на лице, он будто вышел с того света. Граф прекратил свой очередной монолог и пригласил мальчика за стол. Мозаичный свет раскрасил одежду мальчика, разорванную и висевшую на нем лохмотьями. Мальчик отвлеченно поводил пальцами по щекам и произнес гортанным голосом:

— Я гулял под звездами, одна из них упала… Я искал и не нашел…

Юнна отвернулась от брата и с обожанием взглянула на графа.

— Гюстав! Гюстав! — позвал граф мальчика. — Как много звезд ты встретил в эту ночь? У? Наш усердный звездочет… Да не стесняйся. Садись и ешь свои любимые баклажаны. Прожарены по твоему вкусу.

Христиан проснулся под вечер. Ему захотелось поскорее покинуть свое обиталище, но попытка выбить дверь ни к чему не привели.

Связка из простынных полос зависла высоко над землей в узком оконном проеме. Еще Христиан опасался, что кто-то услышал звон разбитого стекла. Провозившись у окна и, в конце концов, привязав свое изобретение к ножке стола, он заметил, что комнату наполнили сумерки. Прыгать он не решился — слишком неизвестен ему был тот путь, по которому он собирался спастись.

Тем временем, за окружающими стенами, все явственнее слышались шорохи и далекие, едва уловимые, завывания. Христиан потянул на себя кровать, но тщетно. Он подлез снизу и усилием плеч оторвал кровать от пола, и сдвинул ее в сторону входа. Свинцовая всеохватывающая тяжесть внезапно навалилась на его утомленное тело. Он сжал со скрежетом зубы, отекшая рука безжизненно повисла на колене.

С внешней стороны давление на дверь усилилось, она прогибалась как древесная сырая кора. Христиан спрятал в ладонях лицо, и так он сидел неподвижно еще долгое время. На его спине обнажился рисунок перевернутой звезды, два неровных отростка которой заползли на лопатки.

Звонкие мелодии клавесина безмятежно и трепетно проливались по комнатам. Многочисленные двери были раскрыты, и пламя свечей в канделябрах сиюминутно колыхалось от невидимых дуновений.

В последнее время музыка все реже посещала этот дом. Играть умела только Юнна. Она садилась за инструмент долго приготовляясь, поправляя завязки на платье, оглядываясь на окружающие предметы. Ее тонкие растопыренные пальцы будто завязли в воздухе как в вате, перед тем как она легко извлекла их оттуда и притронулась к клавишам.

Чей-то сосредоточенный взгляд остановился на туфельке, повисшей на ноге девушки, заскользил по блестевшему полу, вдоль тонкой тени, повис на широкой бархатной ленте, свисавшей с миниатюрного столика. Луговые цветы, ваза с переспевшими фруктами и теплые оттенки света на стенах, вот все, что создавало комнатный уют и неосознаваемое очарование происходящего. Меж тем за дверью, куда заглянула Юнна, никого не оказалось.

…Христиан в который уже раз пытался закричать, но не мог собраться с духом. А за окном висело безжизненное тело, но Христиан неустанно твердил себе о наваждении. Висящее тело, завернутое в белые простыни, оставалось там же, где появилось, и с наступлением сумерек оно не исчезло. Христиан вплотную подошел к окну. Прикоснуться он не решился. Под мощным напором снаружи, на петлях, пошатнулась дверь. Христиан в ужасе прокричал проклятия, он сжал кулаки, готовясь к смерти. Случайно захрустело под ногами распятие Христа. Оно распалось на осколки. Дверь приоткрылась. Христиан, успевший опуститься на колени, вскочил, прижался к стене — столь неожиданным и мерзким оказалось существо, представшее перед ним. То был его двойник, с вытянутыми вперед дрожащими кистями рук, и прижатыми к животу локтями. Призрак совершал резкие хаотичные движения головой, глаза были открыты до предела и едва не вываливались из глазниц, изо рта торчал клок волос. Все остальное прикрывал черный балахон. Христиан лицезрел собственный фантом, обезображенный и ослепший.