Андрей Толкачев - Галактика 1995 № 3

Родион поднял глаза на Романа, сказали, как выдохнули:

— Согласны.

— Перед таким большим делом попоститься бы, причаститься, да нам, грешным, все недосуг, — Савва-протопоп улыбнулся, открыл сундук — Здесь для вас крестьянская одежда. В портах по поясу у каждого зашито по полста рублей серебром. Может, придется подкупать патриаршью стражу. Дорожные харчи для вас тоже приготовлены, в розвальнях. В сене под кошмой ружье, от разбойников. К Москве будете подъезжать, ружье спрячьте от греха. Повезете два пуда меда да два пуда воска патриарху в подарок, по обещанию. А коли не пустят, смотрите сами, как повидать святейшего.

— Когда ехать? — спросил Родион.

— Похлебайте щец, покушайте пироги и с Богом. Заночуете в дороге.

Протопоп Савва подошел к печи, достал рогачом горшок, принес, поставил на стол. Подал хлеб и ложки. И себе взял. Прочитал молитву:

— «Очи всех на Тя, Господи, уповают…»

Был Савва ростом не велик, лицо имел спокойное, к радости расположенное.

— Что призадумались, ловите звездочки! — и зачерпнул полную ложку.

Жизнь в Москве шла такая, что только глаза разевай.

Подъехали к воротам чуть за полдень, встали за дровяным обозом. Стража приказывала вываливать дрова на снег и всякую жердь, годную, чтобы сделать кол или дубину, ввозить в город не позволяла. У Романа с Родионом топор отняли.

— А если у нас оглобля сломается? — изумился Родион. Солдат дал ему затрещину, тем и отделались. Москва была малолюдна, сама не своя.

— Господи! — догадался Роман. — Все заборы убраны. Чтоб нечем было поляков бить. Понял?

— Как не понять! — Родион лицом посерел. — Не огородили бы только всем этим тыном патриарха?

На постой их принял Мирон, двоюродный брат Романа. Мирон служил в охране Гермогена, а теперь, когда беречь святейшего взялись сами поляки, умел остаться истопником.

— Хоть с поленом, да постою за владыку, — рассказывал Мирон нижегородцам. — В Кремле русское слово если услышишь, так шепотом! Во дворе царя Бориса поселился сам пан Гонсевский, хозяин Москвы. Кривой Салтыков отхватил палаты Григория Васильевича Годунова, королевский подпевала Андронов живет в доме Благовещенского протопопа.

— А кто это? — спросил Родион.

— Кожевник, купчишка, а ныне казначей. То ли седьмым в Семибоярщине, то ли восьмым, да всеми семью крутит.

С медом, с воском решили не связываться. Мирон так устроил дело, что к патриарху в келию с охапкой дров для печи вошел Родион.

Гермоген сидел у подтопка, опустив голову и плечи. Сам вроде в теле, но шея худая, в морщинах, с выпирающей косточкой. Таков отец был в последний год жизни. Жалость и нежность объяли сердце Родиона. И страх: от немощного старца ожидает Россия спасительной твердости.

Чтобы не громыхнуть поленьями, Родион опустился на колено, на другое и только потом положил дрова на пол. Тотчас и заговорил скорым шепотом:

— Святейший патриарх! Мы из Нижнего. Дай нам твою грамоту — полки собирать от всех земель. К Москве идти.

Гермоген, как задремавшая птица, встрепенулся. И глянули на Родиона глаза сокольи, такие на сажень под землей видят.

— Из Нижнего? Что у вас?

— С городов люди с оружием сходятся.

— Поторопитесь! Поторопитесь, покуда Смоленск стоит, короля от себя не пускает.

— Святейший, грамоту твою дай!

— Где ее взять, грамоту? Не единого дьяка на весь Патриарший двор не оставили… Иисус Христос не грамотам доверял свое Божественное Слово, но Слову. Поспешай, сын, в свой надежный город, так скажи: Патриарх Гермоген благословляет Нижний спасти Отечество. Из плена, хоть с дубьем, а выходить надо. С места надо стронуться, а как пойдем, так и выйдем.

Поднялся во весь свой огромный рост, поцеловал Родиона троекратно, перекрестил.

— Георгий Победоносец и Дмитрий Солунский — вот два крыла Нижнего Новгорода. Спас глядит грозно, Богородица уронила слезу о всех нас. С Богом!

Нижегородцы, ведомые князем Александром Александровичем Репниным-Оболенским, выступили к Москве 8 февраля 1611 года. 21-го из Ярославля пошла передовая рать, а 28-го Большая, с пушками, с воеводами князем Иваном Ивановичем Волынским.

Прокопий Ляпунов назначил всем собираться в Серпухове, но Гонсевский, имея шпионов среди русских, опередил, послал сильный отряд запорожских казаков и полк Исака Сунбулова. Казаки осадили Ляпунова в Пронске, но рязанцем пришел на выручку, соединясь с коломенцами, зарайский воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский.

Настали для России светоносные дни слепящих мартовских снегов, первой радости весенней. Воистину вся земля шла к плененной Москве. Из Мурома — рать Василия Федоровича Литвина-Мосальского, из Суздаля и Владимира — полки Артемия Васильевича Измайлова и казачьего атамана, бывшего стольника Вора Андрея Захарьевича Просовецкого. Из Вологды — Поморское ополчение с воеводой Петром Степановичем Нащокиным, из Романова — дружины князя Василия Пронского и князя Ивана Андреевича Козловского, а с ними татарские мурзы с отрядами, из Галича — вместе с ополчением пермяков шел воевода Петр Иванович Мансуров, из Костромы — полк князя Федора Федоровича Волконского-Мерина. Из Щацка — сорок тысяч Мордвы, черемисов, казаков, этих вел атаман Иван Карнозицкий.

Из Переславля-Залесского с двумя сотнями стрельцов малая, но силе прибавка — стрелецкий голова Мажаров. Из Тулы — поспешал Иван Мартынович Заруцкий, как бы пирог без него не съели, а из Калуги — боярин Вора с остатками воровской армии князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой.

Король Сигизмунд, испуганный единодушием русских воевод, требовал от Сапеги, чтобы он напал и развеял отряды Ляпунова, но Сапеги помнил, что часть русских людей желали его видеть на Московском престоле. Отправил к Трубецкому гонца, предлагая союз.

«Так вам бы с нами быть в совете и ссылаться почаще, что будет ваша дума, — писал он Дмитрию Тимофеевичу, — а мы от вас не прочь, при вас и при своих заслугах горла свои дадим».

Ляпунов, русская дума, готов был не только людей, но и все лесное зверье собрать и вести на обидчиков Родины. Послал к Сапеге племянника Федора, приглашал к походу на Москву.

Сам Прокопий Петрович 3 марта 1611 года с гуляй-городами выступил из Коломны. Он писал не только в города, но и в деревни, в села: крепостные пусть идут на войну без сумнения, без боязни. Всем будет воля и жалованье, как казакам.

За два дня до Вербного воскресения 15 марта Гонсевский пригласил на совет бояр.

— Жители Москвы присылают ко мне челобитные и просят, чтобы праздник Вербы и шествие патриарха на осле состоялись, как всегда. — Гонсевский помолчал. — Не опасно ли выпустить патриарха из-под стражи? Не используют ли жители города добрый праздник для захвата Кремля?