Брайан Кларк - «Если», 1999 № 12

— Да, сэр.

— Она тебе понравилась?

— Да, сэр.

— Прекрасна, правда?

Роджер не сказал ничего, отчасти потому, что не мог найти нужных слов, отчасти потому, что вдруг понял: именно прикосновение к прогретому солнцем плечу Анны явилось основной причиной его внезапного одиночества.

— Прекрасна, сынок, — повторил Мастер. — И позволь мне заверить тебя, что я знаю, о чем говорю.

— Я ведь не спорю, — пробормотал Роджер, гадая, где сейчас может находиться Анна.

— Но, красота, мальчик, это не только форма. Это еще и дух. Сладостная гармония. Ты знаешь это?

— Я… я не совсем понимаю вас, сэр.

— Ладно, обратимся к Игре. Какой у тебя разряд, Роджер?

— Тридцать второй, сэр.

— А в центральную звезду когда-нибудь попадал?

— Однажды… Почти попал. Около года назад.

— Ну и как? Что ты почувствовал?

— Не знаю, сэр. Просто это случилось. Я даже не думал…

— Конечно. Все происходит само собой. Ты растворяешься в игре. В этом и заключается ее тайна, мальчик. В том, что ты теряешь себя.

— Кончик сигары выписал в воздухе розовую ароматную арабеску и остановился, указывая в небо. — Вон там, за Эриданом, я понял это. Можно было и не отправляться так далеко.

Бокал вновь звякнул.

— Сколько тебе лет, сынок?

Роджер ответил.

— А знаешь, сколько мне?

— Нет, сэр.

— Так догадайся.

Роджер попробовал.

— Шестьдесят.

Мастер коротко и пренебрежительно хохотнул.

— Ну, Роджер, скажу тебе: польщен! А говорят ли тебе что-нибудь фамилии Армстронг и Олдрин?

— Нет, сэр.

Мастер вздохнул.

— Действительно, с какой стати? Но когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, на всей планете не знали более знаменитых людей. Это произошло в шестьдесят восьмом — и тогда все мальчишки в нашей округе за одну ночь выросли на десять футов.

Он еще раз безрадостно фыркнул.

— И мы, Роджер, именно мы воплотили в жизнь эту проклятую мечту… мечту о звездах: всю, целиком, от хвостало ушей. И в конце концов, кое-кто из нас там и остался. Стадо избранных. Отборные экземпляры. А знаешь, как нас называли? Рыцари Грааля!

Старик сплюнул во тьму, и мгновение спустя крошечное пятнышко сигары вспыхнуло ярким и сердитым огоньком — собеседник глубоко затянулся.

— Как сэра Ланселота и сэра Гавейна? — робким голосом предположил Роджер.

— Наверное, — ответил Мастер. — Я знаю только то, что нам предложили осуществить извечную мечту человечества за его счет. И мы поверили. Парень, мне было тогда тридцать девять лет, и я попался на крючок! Ну не дураки ли мы были?

Какая-то мелкая зверушка хрустнула сухой веткой под жасминовым кустом и снова затихла. Где-то внизу, в тени, шалью окутавшей склон горы между отелем и мерцающими огоньками городком, вновь послышался девичий голос, которому со сладкой печалью вторил гитарный перебор.

Роджер спросил:

— А как было на самом деле, сэр?

Последовала столь долгая пауза, что мальчик уже засомневался, услышал ли собеседник его вопрос.

— Есть первое мгновение истины, когда ты не можешь отличить солнце от остальных звезд — даже ради жизни своей. Тогда-то и лопается ниточка, и ты попадаешь прямо к Богу. Но если тебя хорошо учили или же тебе просто везет, ты проходишь сквозь это и выныриваешь с другой стороны. Только с тобой уже что-то случилось. Ты просто не знаешь теперь, что на свете реально. Ты начинаешь раздумывать о природе времени и о том, сколько же тебе лет на самом деле. Ты сомневаешься во всем. И ни в чем. А в конце концов, если ты такой человек, как я, ты понимаешь: тебя одурачили. И в этом второе мгновение истины.

— Одурачили?

— Да, сынок. Одурачили. Надули. Околпачили. Погляди-ка. — Вынув изо рта сигару, он принялся дуть на тлеющий пепельный конус, пока тот не зардел. — Какого цвета огонь?

— Конечно, красного.

— Нет, ты ошибаешься. Я говорю тебе, что синего. Ярко-синего.

— Но ведь это не так, — возразил Роджер.

— Что «не так»? — спросил Мастер. — Ты говоришь, будто огонь красный, лишь потому, что тебе объяснили, каков красный цвет. А синий цвет, с твоей точки зрения, что-то другое. Но если наберется достаточно людей, которые скажут, что твое красное — это синее, то подобный цвет будут называть синим. Правильно?

— Но на самом-то деле он останется красным, — ответил Роджер с нервным то ли кашлем, то ли смешком.

— Все есть то, что есть, — грустно сказал Мастер, — а не то, что о нем говорят. Вот это я и узнал. Там. Иногда мне кажется, что ничего другого мне не удалось открыть.

Роджер неуютно поежился на каменной скамье..

— Но вы сказали… — начал он и умолк. — Ну, когда вы говорили о духе… о том, что он прекрасен…

— Да, — согласился Мастер. — Но ведь это одно и то же.

Действительно? Роджер не мог проверить.

— Дух это просто другое обозначение «качества» — нечто знакомое всякому и тем не менее неопределенное. Ты можешь заметить качество, Роджер?

— Я… я не совсем уверен, сэр.

— Разве? Ты ведь узнал качество в Анне, правда?

— О, да.

— И я подозреваю, что именно его ты искал сегодня утром — внизу в гавани. Именно оно и выгнало тебя сюда сейчас, вечером, когда можно было сидеть, оцепенев и со стеклянными глазами, перед Со-Ви вместе со всеми остальными тупицами.

— У меня микомикон сломался, — пояснил, не скрывая правды, Роджер.

Мастер усмехнулся.

— Ты победил, сынок.

— А вы знаете, что Анна играла леди Фуксию в «Титусе Стоне»?

— В самом деле?

— Да. Она сказала мне сегодня утром. И я хотел проверить, изменится ли мое отношение к ней теперь, когда я узнал об этом.

— Так, — сказал Мастер. — И разница обнаружилась?

— Не знаю. Кассета отключилась раньше.

— Такова жизнь, сынок, — пояснил Мастер, вновь взорвавшись своим фыркающим смешком. — Сплошной рад отключившихся кассет… Ты здесь на турнире, так?

— Мама участвует в нем.

— А отец?

— Он в Европе — в Брюсселе. Они с мамой в разводе.

— Понятно, — в интонации почудился сочувственный кивок.

— Два раза в год я гощу у него на каникулах. Нам хорошо вместе. Он подарил мне микомикон. А следующей весной мы поплывем на клиппере!

— Ты ждешь этого путешествия, так?

Роджер восторженно вздохнул, вновь увидев мысленным взором среброкрылую морскую птицу, ныряющую между склонами атлантических холмов и выныривающую наверх в окружении радуг.

— Ты любишь море?

— Больше всего на свете, — признался Роджер. — Когда-нибудь у меня будет свой собственный клиппер.

Окруженный ароматным дымком огонек сигары указал куда-то в сторону далекого Эридана.

— Такова, значит, твоя мечта?

— Да, сэр, — просто ответил Роджер.

— А как насчет Игры?

Прежде чем Роджер успел ответить, с террасы над ними позвал голос:

— Эй, Пит! А тебе не пора одеваться?