Абрахам Меррит - Ползи, тень !

- Какие же?

- Вы.

Она откинулась со смехом - смех маленьких шаловливых волн, беззаботный и жестокий.

- Вы странно ухаживаете за мной, Алан. Но мне это нравится... я знаю, что вы говорите правду. А что вы на самом деле обо мне думаете, Алан?

- Я думаю, что вы подобны саду, который вырастили под красным сердцем дракона за десять тысяч лет до постройки Великой Пирамиды... и лучи этого сердца освещали самый священный и тайный алтарь... таинственный сад, Дахут, наполовину морской... и листва на деревьях не шелестит, а поет... и цветы его могут быть злыми, а могут и не быть, но они не полностью принадлежат земле... а птицы в том саду поют странные песни... трудно войти в этот сад... еще труднее найти его сердце... и самое трудное найти выход и спастись.

Она склонилась ко мне, с широко раскрытыми сверкающими глазами, поцеловала.

- Вы так обо мне думаете! Это верно... а владыка Карнака так меня и не понял... вы помните больше, чем он...

Она схватила меня за руки, прижалась грудью.

- Эта рыжеволосая девушка... забыла, как ее зовут... она ведь не похожа на такой сад?

Элен!

Я равнодушно ответил:

- Земной сад. Ароматный и приятный. Но оттуда нетрудно найти выход.

Она отпустила мои руки и некоторое время молчала; потом вдруг сказала:

- Идемте на палубу.

Я с беспокойством последовал за ней. Что-то не так. Что-то я сказал или не сказал насчет Элен. Не знаю, что бы это могло быть. Я посмотрел на часы. Уже больше четырех. На море туман, но яхта не обращает на это внимания; мне показалось даже, что она идет быстрее. Мы сели на палубе в кресла, и я сказал об этом мадемуазель. Она с отсутствующим видом ответила:

- Неважно. Туман для нас не опасен.

- Но скорость кажется опасной.

Она ответила:

- Мы должны к семи быть в Исе.

Я тупо повторил:

- В Исе?

- Да. Так мы назвали наш дом.

Она снова замолчала. Я смотрел на туман. Странный туман. Не проносится мимо нас, как обычный. Казалось, движется вместе с нами, сопровождает нас.

Движется вместе с нами.

Мимо проходили моряки с пустыми глазами и лицами. Мне показалось, что я вижу кошмар, что это какой-то призрачный корабль. современный летучий голландец, отрезанный от всего мира, подгоняемый невидимыми, неслышимыми, неощущаемыми ветрами. Или его подталкивает какой-то гигантский пловец, ухватившись рукой за корму... а грудь этого пловца - окруживший нас туман. Я посмотрел на мадемуазель. Глаза ее были закрыты. Казалось, она спит.

Я тоже закрыл глаза.

Когда я открыл их, яхта стояла. Ни следа тумана. Мы находились в небольшой гавани между двумя скалами. Дахут трясла меня за плечи. Оказывается, я уснул. Это все морской воздух, сонно подумал я. Мы сели в шлюпку и высадились на пристани. Поднялись по лестнице, бесконечно длинной, как мне показалось. В нескольких ярдах от начала лестницы стоял старый длинный каменный дом. Он был темен, а за ним я не мог разглядеть ничего, кроме деревьев, уже наполовину лишившихся осенней листвы.

Мы вошли в дом, и нас встретили слуги, с такими же расширенными зрачками и невыразительными лицами, как и у экипажа "Бриттис".

Меня отвели в мою комнату, и лакей начал распаковывать мои вещи.

В том же оцепенении я переоделся к обеду. Только один раз во мне пробудилось сознание: я случайно задел рукой кобуру Мак Канна.

Смутно помню этот обед. Де Керадель встретил меня исключительно вежливо и приветливо. За обедом он много говорил, но пусть меня повесят, если я помню, о чем. Время от времени из окутавшего меня тумана выплывали лицо и большие глаза мадемуазель. Время от времени я думал, что меня чем-то напоили, но мне казалось это неважным. Я сознавал только, что нужно отвечать на вопросы де Кераделя, но другая часть моего сознания, нормальная часть, как будто не затронутая странным параличом, заботилась об этом, и у меня сложилось впечатление, что она делала это удовлетворительно.

Спустя какое-то время я услышал слова Дахут:

- Алан, вы засыпаете на ходу. Вам трудно держать глаза открытыми. Это, должно быть, морской воздух.

Я ответил, что это верно, и извинился. Де Керадель с какой-то заботливой готовностью принял мое извинение. Он сам отвел меня в мою комнату. По крайней мере помню, что он отвел меня туда, где есть постель.

Только по привычке я разделся, лег и почти немедленно уснул.

Я сел в постели. Странное оцепенение прошло. Что меня разбудило? Взглянул на часы: начало второго. Снова послышался разбудивший меня звук отдаленное приглушенное пение, доносящееся как из-под земли. И как будто далеко от дома.

Звук приближался к дому, усиливался. Странное пение, древнее; смутно знакомое. Я встал с постели и подошел к окну. Оно выходило на океан. Луны не было, но я ясно видел серые волны, мрачно бившие о скалистый берег. Пение становилось громче. Я не нашел выключатель. В одном из моих саквояжей был ручной фонарик, но куда дели содержимое саквояжа, я не знал.

Я нащупал коробку спичек. Пение смолкало, как будто поющие миновали дом. Я зажег спичку и увидел на стене выключатель. Щелкнул им, но безрезультатно. На стуле у постели увидел свой фонарик. Взял его: он не работает. Я почувствовал подозрение, что все это взаимосвязано: странная сонливость, бесполезный фонарик, неработающее освещение...

Пистолет Мак Канна! Я сунул руку. Он на месте, под левой мышкой. Магазин полон, и запасные патроны не тронуты. Я подошел к двери и осторожно повернул ключ. Дверь открылась в широкий зал со старинной мебелью, в конце его виднелся тусклый свет. Большое окно. Что-то в этом зале показалось мне странным, беспокойным. Не могу описать это чувство. Как будто его заполняли шепчущие и шуршащие... тени.

Я колебался, потом осторожно подошел к окну и выглянул. За ним росли деревья, сквозь их ветви виднелось широкое поле. За ним еще одна роща. И оттуда доносилось пение.

За этими деревьями и над ними виднелись огни - странные огни. Я вспомнил, как говорил Мак Канн... отвратительные огни, огни разложения.

Именно так. Я стоял, ухватившись за подоконник, глядя, как распускается и угасает разлагающееся свечение... распускается и угасает... А пение - как будто преображенные в звук эти мертвые огни...

И вдруг послышался резкий болезненный крик. Крик человека.

Шепот теней в зале становился все настойчивее. Шорох приблизился. Тени столпились вокруг меня. Они отталкивали меня от окна, толкали назад в комнату. Я закрыл дверь и прислонился к ней, мокрый от пота.

И снова услышал крик, резкий, еще более полный боли. И неожиданно стихший.

Снова меня охватило оцепенение. Я добрался до кровати, лег и уснул.

15. ТЕНЬ РАЛЬСТОНА

Что-то плясало, дрожало передо мной. У него не было формы, но был голос. Голос повторял снова и снова: "Дахут... берегись Дахут... Алан, берегись Дахут... освободи меня, Алан... но берегись Дахут... Алан, освободи меня... от Собирателя... от Черноты..."