Сергей Михайлов - Далекие огни

Упустил!

Выругав себя за свою нерасторопность, Сергей повернул было назад, но неожиданно обнаружил, что у поворота в следующий пролет — тот, откуда он только что пришел — скучает еще один здоровяк в точно таком же цивильном костюме-униформе.

Его загнали в ловушку! Они отрезали ему все пути к отступлению, и теперь, в этом безлюдном аппендиксе, запросто могут расправиться с ним. Сергей попытался оценить свои шансы на успех, если вдруг придется схватиться с этими типами, однако оценка ситуации не вселила в него оптимизм. Да, с такими качками будет не так-то легко справиться.

Охранники тем временем, все так же скучая, начали сближаться, медленно зажимая Сергея в клещи.

Что им от меня нужно?

Независимо от ответа на этот казалось бы тривиальный вопрос, ему следовало как-то выбираться из этого положения, и чем быстрее, тем лучше. А анализом ситуации можно будет заняться и после — если, конечно, он останется в живых.

Однако выхода он не видел. Выхода просто не было.

Расстояние между ним и его противниками медленно, но верно сокращалось. Что ж, раз выбора у него нет, придется принимать вызов. Хотя махать кулаками он сейчас был совершенно не настроен.

И тут он заметил дверь — единственную в этом безлюдном аппендиксе. Из-под двери пробивалась чуть заметная полоска света.

А почему бы и нет? В конце концов, это шанс. Как знать, может быть эта дверь выведет его из тупика, в котором он оказался по собственной неосторожности.

В два шага он очутился возле двери, резко распахнул ее и шагнул вперед. И тут же за его спиной встали те два качка, отрезав тем самым путь к отступлению.

Он стоял на пороге небольшого помещения, добрую половину которого занимал обширный письменный стол. Из-за стола навстречу ему поднялся невысокого роста человек с приветливой, словно приклеенной, улыбкой на остром, как у хорька, лице.

Это был тот самый человек, которого Сергей только что преследовал.

Это был тот самый человек, чьи стеклянные глаза преследовали его самого на протяжении всей прошлой недели.

Это был человек, которого он где-то когда-то уже встречал. Когда-то давно…

— Наконец-то, Ростовский, — произнес незнакомец. — Долго же вы меня искали.

И еще голос… Этот голос он уже слышал, и не один раз.

Незнакомец сделал рукой едва заметный жест, и двое охранников молча удалились, не забыв плотно закрыть за собой дверь.

— Позвольте представиться, — учтиво продолжал незнакомец, сияя лучезарной улыбкой. — Свирский, Герман Людвигович. Прошу любить и жаловать.

Странно, но Сергей поймал себя на мысли, что был готов к такому повороту событий. То, что тот таинственный незнакомец, который то и дело вставал у него на пути, был именно Свирским, казалось ему теперь само собой разумеющимся. Откровением для него стало совсем другое.

Орлов. Именно Орлов и был тем человеком, который год назад завладел его почкой!

Это, действительно, явилось для него полной неожиданностью.

Весь тот сумбур обрывочных сведений, хранящихся в его голове, неожиданно обрел конкретные очертания, четкую логическую стройность. Все вдруг встало на свои места.

Свирский, продолжая улыбаться, внимательно следил за реакцией своего «гостя».

— Да-да, Ростовский, — кивнул он, — вы на верном пути. Я и есть тот самый Свирский, которого вы с таким упорством ищете уже более месяца. Еще день-два, и вы бы сами на меня вышли. Следует отдать должное вашим друзьям в Огнях: они поработали на славу. Однако, Ростовский, вы переступили грань, переступать которую вам не следовало. Поэтому я вынужден был предвосхитить события. Я привык контролировать ситуацию и направлять ее в нужное мне русло. Вы здесь потому, что так хочу я.

Сергей уже оправился от первого потрясения.

— Это вы делали мне операцию? — глухо спросил он.

— По изъятию почки? Разумеется, я.

Пелена, окутывающая его память, окончательно прорвалась. Сергей наконец вспомнил, где видел эти бесцветные, неподвижно-стеклянные глаза.

…я лежу на операционном столе, сознание слабой затухающей ниточкой пульсирует в моем мозгу… яркий белый свет бьет в лицо… чей-то силуэт склоняется надо мной… нижняя часть лица скрыта за белой марлевой повязкой, на голове — хирургический колпак, низко надвинутый на брови… видна только узкая полоска глаз… тех самых глаз… в вену у локтевого сгиба впивается игла… по телу разливается сладкая, удивительная истома… я проваливаюсь в глубокую, бездонную яму… погружаюсь во тьму, которая окутывает мое сознание плотным саваном… тьма… ничего, кроме тьмы… и только глаза продолжают слепить своей стеклянной неподвижностью…

Звук голоса Свирского вернул его к действительности.

— Довольно, Ростовский. Вечер воспоминаний мы устроим после. А сейчас — к делу. Надеюсь, вы понимаете, что мне известен каждый ваш шаг, каждое ваше телодвижение? Если вы этого еще не поняли, то смею вас заверить, что это именно так. Скажу больше: я не только контролирую ваши действия, но и в большинстве случаев направляю их. Если хотите, я — генератор вашей судьбы. — Он снова расплылся в слащавой улыбке. — Красиво звучит, не так ли? Но оставим лирику. — Он взял небольшую паузу. — К слову сказать, господин Антонов именно вам должен быть благодарен за ту чудесную «случайность», сведшую его с Владимиром Анатольевичем Орловым. Или вы до сих пор наивно полагаете, что встретиться с Орловым вот так запросто, с глазу на глаз, под силу простому смертному? Глубоко заблуждаетесь, Ростовский. Для Владимира Анатольевича ваш Антонов — все равно что назойливая муха, от которой в лучшем случае можно отмахнуться, в худшем же — просто прихлопнуть. Думаю, вы уже поняли: вся эта операция полностью спланирована и осуществлена вашим покорным слугой. Кстати, насчет операции. — Он снова выдержал паузу. — Да, я хирург, и хирург, смею вас заверить, высокой квалификации. И как хирург я провел не один десяток сложнейших операций, в том числе и по трансплантации органов. Вот этими самыми пальчиками, Ростовский. Однако меня всегда привлекали операции более широкого масштаба — операции, далеко выходящие за рамки чисто медицинских аспектов. Именно потому я и здесь, а не в какой-нибудь грязной, вонючей клинике.

— Еще бы! — с сарказмом заметил Сергей. — Здесь и платят, поди, не в пример больше.

— Разумеется, — тут же ответил Свирский, пропуская сарказм мимо ушей. — Мой талант стоит больших денег, Ростовский. Я привык, чтобы мой труд оплачивался сполна. Впрочем, вас это не касается, — закончил он резко.

Сергей невольно сжал кулаки.

Как же мне хочется тебе врезать! Размазать твою поганую улыбочку по стенам твоего паршивого кабинета!..