Сергей Снегов - В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г.

В пылающие драные клочья… И какой-нибудь придурок с потугой на юмор выцарапает на постаменте: «Сгоревшим на работе»… Но об этом лучше не думать. Он не даст проклятой баранке вывернуться из ладоней. Не вильнет и не дрогнет. Прикипит саднящей кожей к оплетенному синей изолентой кольцу руля так, чтобы кисть заломило. Втиснет ногу в стремя… тьфу, в педаль… Выдержит тридцать секунд ЕЕ режима. Тик-так — полминуты. Полминуты — полжизни… Трава, белый солнечный блеск, желтые глиняные проплешины расплылись в зыбкую, режущую глаза пелену. Уже не сознанием, а каким-то чудом Эдель угадывал, в какой миг качнуть руль. На миллиметр — и обратно! Крепче за баранку…

Полминуты… Как-нибудь последние мили… Машина билась и трепетала, пытаясь взлететь вместе с ракетой, и степь расступалась, взрезанная реактивной струёй на две пыльные половинки…

Эделя отыскали вертолетом на сто шестьдесят четвертом километре от шоссе. Он лежал грудью на баранке, уткнув лицо в сгиб локтя, и взахлеб, по-детски рыдал. Но об этом не сообщил читателям ни один репортер.

Эдель усмехнулся воспоминаниям и еще раз взглянул на часы. До вылета оставалось двадцать минут.

— А вот и я! — раздался негромкий голос — из-за ноги «Тополя», совсем не с той стороны, откуда ждал Эдель, показался стажер, высокий, худощавый, в модном обтягивающем костюме с продольными валиками у бортов и остро приподнятыми плечиками. — Решил пройтись пешком…

«Пижон, — неприязненно подумал пилот. — И зачем такому Космос?»

Какой-то интеллектуал придумал, что случайный подбор экипажа в дипломный полет дает будущему космонавту максимальную психологическую закалку.

Дескать, раньше на экзамене студент тоже держал ответ по случайному билету. И ничего, не тушевался. Почему же сегодня мы должны комплектовать пару «экзаменатор-дипломник» в узком секторе взаимной приязни и выпускать в мир социально изнеженную личность?

Командир и стажер проходят лишь общие тесты совместимости, а впервые встречаются на борту корабля непосредственно перед стартом.

«Как невесту в старину! — ворчал Эдель, не одобрявший нововведения. — Привели под фатой, расписался в получении, а там что бог пошлет!»

— Мак Радченко, — представился юноша, первым протягивая руку.

Это тоже не понравилось не привыкшему к фамильярности Эделю.

— Вижу, что мак, цветик-семицветик! — пробурчал он. — Давно пора по местам.

— Успеется, — беспечно ответил стажер, оглядывая из-под руки горизонт. — Хорошая погода завтра ожидается.

«Погода, положим, могла бы тебя и не волновать, позлорадствовал Эдель. — Завтра ты будешь во-он за той звездочкой!»

Мак шагнул в лифт. Подождал, пока пилот сделает то же самое. Нажал кнопку подъема. Деловито ступил на борт. И не торопясь ушел в рубку. Медленно отъехала поддерживающая стрела.

— Внимание, Центр. Я — «Тополь», к старту готов.

— Старт разрешаю. Даю начало отсчета.

— Понял, Центр. Отсчет на пульт. Ну, будь, Николай! Тихой вахты.

— Чистого вакуума, Эдель. Мягкой посадки. Включать автоматику?

«Да», — хотел сказать пилот, но, увидев поскучневшую физиономию Мака, неожиданно переключил дубльпост:

— Возьми управление.

— Есть! — тихо ответил стажер. И пульту: — Перехожу на автономный.

— Принято. Освободить седьмой дополнительный «Тополю». Старт!

Мак дал поддув в противоперегрузочные кресла, прогрел магнитные камеры двигателей, поревел предупредительной сиреной и завис над космодромом. Потом толчок, «Тополь» прорезал атмосферу, в конце активного участка красиво отсоединился от стартовой ступени («Лихач!» — решил Эдель), развернулся и показал звездам четыре тонких огненных языка из дюз.

«Чертова молодежь! — уныло восхитился Эдель. Для них уйти в Пространство все равно что для меня когда-то стронуть с места самосвал…» Он стиснул веки. Но и с закрытыми глазами чувствовал молчаливое одобрение Наавы. Она умела отличить хорошего пилота.

— А мальчик был хорошим пилотом. С интуитивным чутьем пространства и корабля, — задумчиво отметила Наава.

— Это его слова? — спросил я.

— Это мои слова. — Наава слегка обиделась, но я сделал вид, что не заметил искры в фасеточных глазах. — Он всегда принимал решение чуточку раньше меня… Однажды, например, заложил вираж задолго до того, как я выдала скорость торможения, радиус поворота, но каждый нерв корабля кричал при маневре, что выбран самый безопасный и экономичный режим.

— Случайное попадание. — Я поддразнивал ее, чтобы вызвать на еще большую откровенность, и она знала, что я ее поддразниваю.

— Инстинкт пространства, новый признак космической расы! — продолжала философствовать Наава. — Вы вообще-то вдумайтесь: Мак был первым из таких, Смешно, разумеется, слышать неколичественные характеристики от электронной машины. Но мальчик всегда относился ко мне как к живой…

Наава хохотнула — напористо, но совсем не весело.

Естественно, не голосом, а одним колоратором — коротко и криво. Ох сколько несносных «человеческих» привычек накопила она за полтора века!

— Тебя учили играть в шахматы? — спросил я.

— Да. — Наава насторожилась. — Вы тоже догадались? Мак во всем умел перешагивать через расчеты.

Как в шахматах.

— Но не будешь же ты утверждать, что Эдель был плохим пилотом?

— Не буду. Просто они были разные. Разные — и все тут. Будь у нее плечи, Наава наверняка пожала бы плечами…

…Они были разными пилотами. И разными людьми.

Мак сразу это понял, едва ступил на корабль. Эдель показался ему каким-то таким… чересчур героическим, что ли? У него и внешность была под стать биографии: небольшой рост, отличные плечи и соломенные усы.

А главное — синий татуированный орел с женщиной в когтях, декоративно распластавший крылья на обе половины мускулистой, поросшей рыжеватым волосом груди. Маку орел нравился, он не понимал, почему Эдель стыдливо прикрывается в умывалке полотенцем.

Расспрашивать старого пилота о прошлом не хотелось.

С Эделем связывали самую невероятную из историй, почти легенд, которые шепотом пересказывают друг другу стажеры на космодромах и которые, как правило, приписываются всем знаменитым людям… Будто однажды во время обслуживания ракета сошла с пускового стола. Всех, разумеется, в лепешку, лишь Эдель ухитрился вцепиться в какой-то бортовой лючок. А когда, за атмосферой, осмотрелся, то увидел, что пристегнут поясным ремнем к рулевой тяге, и как миленькую усадил ракету обратно. Начальству, по слухам, это так понравилось, что его пригласили в космонавты: в конце концов, править из пилотского кресла, безусловно, не сложнее, чем в вакууме, верхом на обшивке корабля.

То-то удивился бы Эдель, узнав, как за долгие годы преобразилась в курсантском фольклоре история его подвига!