Владимир Михановский - Великий Посев (Часть 1)

Высота центрального стебля перевалила за два метра, и он продолжал расти. Теперь, чтобы напиться либо набрать во флягу жидкости, Курбану приходилось нагибать полупрозрачный стебель. Тот гнулся, но не ломался.

Листва, сплетаясь, давала густую тень, днем в жару это было настоящее спасение. Да и ночью отдыхать в ней было неплохо - едва войдешь, раздвигая руками стебли, и сразу тебя охватит чувство уверенности и покоя.

- Может, это порода бамбука такая? - сказал однажды Атагельды, в который раз рассматривая заматеревший ствол главного стебля.

Старик потрогал пальцем сочленение.

- Никогда не встречал бамбука, прозрачного, как стекло, - покачал он головой.

Там под кожистой оболочкой, шла, как всегда, чужая, непонятная жизнь: торопились, обгоняя друг друга, разноцветные пузырьки воздуха сталкивались, сливались, тянулись бесконечные нити...

Вдвоем они с трудом наклонили ствол, после чего поочередно напились из чаши.

- Словно амброзии отведал, - сказал Курбан, вытирая ладонью губы.

- Это той, что бессмертие богам давала? - откликнулся Атагельды.

- Не знаю, как там насчет бессмертия, - хитро сощурился старый кузнец, - но от этой водички я чувствую себя лучше, это точно.

Как-то они пролили немного жидкости из чаши на песок. Жидкость долго не впитывалась в почву, несколько дней лежала темным бархатистым пятном. Курбан трогал его пальцем, что-то бормоча, пока пятно не просохло.

Странными были не только полупрозрачные стволы, но и листья плотные, кожистые, похожие на добрые лапы неведомого чудища. Памятуя давний опыт, Атагельды не пытался их обрывать. Но однажды, проснувшись утром, он обнаружил под ногами опавший лист. Слегка пожелтевший, с выступившими синими прожилками, он казался еще крупнее, чем на стебле.

Подошел Курбан, и они вдвоем несколько минут разглядывали это маленькое чудо.

- Поверхность словно кожа, - заметил Атагельды, поглаживая лист.

- Никакой мастер так кожу не выделает, - покачал головой Курбан. Потом, когда листьев опало достаточно, они соорудили из них хижину. Теперь было где ночью укрыться от холода.

***

"Обнаружил и еще живые существа - небольшие, юркие, четвероногие, покрытые шерстью".

"Разумных, однако, только два. Они соорудили из опавших листьев временное жилище, использовав в качестве каркаса несколько молодых моих побегов. Признаюсь, я опасался, что они повредят их, но существа с честью выдержали эту проверку на разумность".

"С некоторых пор одна мысль не дает мне покоя: неужели, кроме этих двух, на планете больше нет разумных существ? Ответить на этот вопрос непросто, ведь я лишен возможности передвигаться. Потому остается только одно: изучить как можно глубже две данные особи, вникнуть в их образ жизни, распознать акустические сигналы, которыми они регулярно обмениваются. Не исключено, что это речь, состоящая из множества слов.

Нетрудно представить мое отчаяние, когда оба существа вдруг надумали покинуть оазис!

Не знаю, разумеется, какая цель их влекла, но мне пришлось приложить все усилия, чтобы возвратить их. На их пути я создал перепад потенциалов, который вызвал сильный встречный ветер.

Они возвратились, но и я едва не погиб: ветер намел вокруг колонии такую гору песка, что я едва не задохнулся. Но тут они оба пришли мне на помощь, разбросав песчаные барьеры.

Начал различать отдельные звуки-слова, но смысл многих из них для меня пока неясен...".

***

Однажды, выйдя на край оазиса, Курбан заметил на горизонте небольшое облачко. Оно возникло вдали, на стороне, противоположной той, с которой они пришли.

Курбан долго вглядывался, затем позвал Атагельды.

- Посмотри, что это, у тебя глаза молодые.

- Может, песчаная буря начинается? - высказал предположение мальчик. - Нужно стены хижины укрепить.

- На бурю не похоже, - покачал головой старик. - Видишь, верхушки барханов не дымятся. Да и ветра совсем нет.

- Мираж?

- И на мираж не похоже.

- Значит, просто туча пыли.

- Точно. Караван движется.

- В нашу сторону? - хлопнул в ладоши Атагельды.

- В нашу, малыш, - кивнул Курбан, но радости в его голосе не было.

Через некоторое время показался небольшой караван, который двигался в сторону оазиса. Пожалуй, караван - слишком громко сказано. Несколько полудохлых верблюдов еле плелись, понукаемые худыми, оборванными людьми. Даже вид зеленого оазиса не зажег в их глазах особой радости.

Кто бы это мог быть? Купцы? Не похоже. Уж слишком тощие хурджины покоятся на верблюжьих боках. Да и в людях не чувствуется купеческой степенности.

Впереди каравана шел горбоносый человек с потемневшим лицом. Он волочил за собой по песку бич. Скользнув безразличным взглядом по Курбану и Атагельды, вышедшим на край оазиса, он крикнул гортанным голосом:

- Привал! - и щелкнул бичом, подняв продолговатое облачко песка.

Видно, его привыкли слушаться. Дети, изнуренные долгим путем, сбились в кучу, ожидая дальнейших приказаний. Погонщики остались подле животных.

- Груз снимать, Ахметхан? - почтительно обратился к нему старик, держащий на поводу усталого коня.

- Снимайте! - решил Ахметхан. - Мы здесь остановимся. Тут есть тень, а значит, должна быть и вода.

Только теперь он обратил внимание на Курбана и Атагельды и, все так же волоча бич, приблизился к ним.

- Откуда в пустыне бамбук? - спросил он. - Это вы его вырастили?

- Это вовсе не... - начал Курбан, но Атагельды перебил его:

- А ты видел, Ахметхан, на бамбуке такие листья? - и он поднял с песка пожелтевшее кожистое чудо с синими прожилками.

Горбоносый перевел тяжелый взгляд на мальчика, затем взял лист и долго рассматривал его, вертя так и этак.

- Из такого материала впору сапоги для эмира тачать, - заметил он.

- Мы из этих листьев хижину собрали, - вступил в разговор Курбан.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что караван Ахметхана держал путь как раз из того места, куда мечтал добраться старый кузнец. И там так же худо, как в городе, который они с Атагельды покинули.

Освоившиеся дети с визгом носились по песку, взрослые приводили в порядок поклажу. Все запасы воды, которые удалось накопить Атагельды и Курбану, были уничтожены также, как и запасы созревших плодов.

Вертлявый мальчишка с перевязанной щекой подбежал к центральному стеблю и тут же с визгом отскочил от него.

- Анартай! - прикрикнул на сына горбоносый. - Занимайся делом.

- Отец, оно дерется! - заверещал Анартай.

- А я еще добавлю, - проворчал Ахметхан, не вникнув в суть дела. Вечер скоротали у костра, в который пошли пересохшие листья.

- Жалко жечь такое добро, - вздохнул старик, разглядывая лист, корчащийся в огне. Листья давали ровное и жаркое пламя, они горели лучше любых дров. Синие прожилки, расплавляясь, превращались в ослепительно сверкающие голубые шарики, похожие на драгоценные каменья. От них летели во все стороны веселые стрелки огня.