Евгений Гаркушев - Беспощадная толерантность (сборник)

– У нас, землян, так принято выражать благодарность за прослушанную экскурсию.

Тут Стасик с Кулаком вообще под стулья сползли. А баба ничего так, поулыбалась. И ответила:

– Очень рада, что вам понравилось. Если пожелаете, расскажу еще что-нибудь.

Вот тогда Стасик понял, что они действительно попали в рай.

Оказавшись в городе, прогулялись малехо. Улицы были непривычно чисты, и пацаны старательно пытались исправить это недоразумение – каждую секунду сплевывая на тротуар. Толку, правда, от этого не вышло: плевки тут же исчезали, будто их и не было вовсе. Стасик подивился на чудесную технологию и плеваться прекратил – зачем зря стараться?

Домики здесь были не в пример московским яркие и в большинстве своем круглые. Сделаны они были будто из бумаги, но Кулак сильно пнул один такой – и покатился с воем, держась за отбитую ногу. Крепкая бумага оказалась, Стасик с Длинным полчаса еще ржали, глядя на прихрамывающего Кулака.

В общем, странная планетка. И прохожие все друг другу улыбаются. Больные, что ли, подумал Стасик. Ну да ладно, главное, что мы здоровые, решил он и больше на прохожих внимания не обращал.

Наконец нашли вроде бар поприличней. Бухнулись за столик, Длинный отработанным движением отоварил официантку по пятой точке. Сказал:

– Слышь, киска, здесь пойло нормальное бывает?

Официантка расплылась в улыбке и нажала какую-то кнопочку на столе. Тут же будто из воздуха появилось три запотевших бокала с зеленоватой жидкостью внутри.

– Опа-на, – с восхищением сказал Длинный, – щас заценим…

Заценили основательно, не меньше чем по литру на брата; кнопочка эта очень удобной оказалась. Наконец Длинный – похоже, он взял на себя роль специалиста по связям с общественностью, – подозвал ту телку, которую пацаны за официантку поначалу приняли (какая же она теперь официантка, раз блюда сами на столе появляются?), и тихонько так спросил:

– Скажи, сладкая, а правда, что у вас любую телку можно того… Трахнуть?

– Вы имеете в виду – заняться сексом? – пропела девушка.

Стасик с Кулаком заржали, Длинный же как ни в чем не бывало сказал:

– Именно так, милая леди. Заняться сексом.

– Да, конечно, – улыбнулась она, – наши законы и религиозные верования обязывают нас быть бесконечно толерантными к любым вашим потребностям и пожеланиям.

– Эээ… А вот с тобой, сладкая моя, я могу заняться сексом?

– Разумеется, – еще шире улыбнулась девушка. Стасик с Кулаком притихли.

– Прямо сейчас? – слегка ошалел Длинный.

– Да, если это не будет мешать другим нашим гостям. Поскольку в данный момент в заведении никого из инопланетных друзей, кроме вас, не присутствует, то вы должны поинтересоваться лишь у ваших товарищей, не будут ли они возражать против вашего секса со мной.

Длинный пару секунд переваривал информацию, затем повернулся к пацанам и с совершенно очумелым лицом спросил:

– Господа, вы не против?

Господа были не против. Стасик так вообще пребывал в легком шоке – до конца не верил, что все, что говорил Щербет, окажется правдой.

Когда Длинный вернулся из какой-то служебной подсобки, где происходил процесс сближения народов Земли и Геронии, он плюхнулся на кресло и с блаженным видом выдохнул:

– Чума, пацаны…

Стасик тут же почувствовал легкий укол зависти: почему это Длинный вечно успевает все первым? Кулак, кажется, тоже возбудился.

– Не ссыте, бакланы, – почувствовав общее настроение, добродушно процедил Длинный, – и вам щас девах найдем…

В течение недели пацаны отрывались по полной: пили все бухло подряд, курили, лизали и нюхали всю дурь, что могли найти, били морды всем, кто попадался под руку, и обеспечивали межпланетные половые контакты со всеми, на кого хватало сил. В последнем преуспели особенно, перепробовав все, о чем только может мечтать нормальный пацан: и худеньких, и толстеньких, и молоденьких, и стареньких, и по двое-трое, и по шестеро-семеро, и в воде, и в автобусе, и на крыше отелей, и посреди пешеходного перехода… Все было дозволено, абсолютно все.

«Наши законы и религиозные верования обязывают нас быть бесконечно толерантными к любым вашим потребностям и пожеланиям», – выучил наизусть Стасик и время от времени повторял, как скороговорку.

На восьмой день, когда ничего, кроме воды, в рот уже не лезло, а перетруженные болты невозможно было поднять и домкратом, пацаны слегка взгрустнули. Сидели молча в шикарном номере, размышляли о вечном. Кулак задумчиво бросал в дверку длинный узкий клинок – его когда-то научил этому кореш, прошедший спецназ. Бросал хорошо, Стасик аж загляделся. Клинок входил в дверь чуть ли не по самую рукоять. К сожалению, следов на двери не оставалось – все дырки затягивались сразу же после того, как Кулак вынимал нож.

– Пацаны, у меня идея одна есть, – сказал Длинный, приподнявшись на диване. Когда он так говорил, Стасик мгновенно чувствовал подъем сил – фантазия у Длинного была что надо.

– Так вот, пацаны, вы знаете, кто такой Зигмунд Телль?

Пацаны помотали головами.

– Деревенщина… Короче, жил такой крендель то ли в Италии, то ли в Польше… В Средние века, короче. Психотерапевтом работал. Он просек тему, что все траблы в голове из детства идут. И решил, значит, из детей своих нормальных пацанов сделать, четких и дерзких, чтоб по жизни не ссались от страха: ставил их в ряд, на голову каждому клал яблоко, а потом шмалял из лука. И сбивал яблоки – так, что у самих детей ни один волосок не задевался.

– Зачетный перец, – признался Стасик. Кулак посмотрел на свой нож.

– Ага, – сказал Длинный, – щас мы тебя, Кулак, и проверим, какой из тебя Зигмунд Телль получится… Зови коридорного. Вот только с яблоками у нас не очень. Ага, тут клубника со вчера осталась. Млин, вся в сливках… Ну ниче, сойдет.

Длинный достал из-под кровати коробочку с местным аналогом клубники – черной, сморщенной, но по вкусу – не отличишь от земной. Стал придирчиво выбирать отдельные ягоды. Потом взглянул на Кулака, тот неловко мялся у входа.

– Че стоим, кого ждем? – поинтересовался Длинный.

– Дык я это… А если ему по черепушке попаду? – недоуменно промямлил Кулак.

– Эх, тряпка, – укоризненно сказал Длинный и нажал кнопку вызова обслуги.

– Здравствуйте, меня зовут Ниди, чем я могу вам помочь? – донесся из динамика в стене сладкий голосок. Стасик вспомнил, как пищала вчера эта Ниди, когда он жарил ее на подоконнике, и на душе сразу полегчало.

– Скажи-ка нам, киска. Если мы в процессе удовлетворения наших потребностей в метании ножа причиним… э… некоторый вред сотруднику отеля… мы понесем какое-то наказание?

На секунду в динамике замолчали, затем все тот же голос ответил:

– Разумеется, никакого наказания вы не понесете. Вы вправе лишить жизни любого гражданина Геронии, если это входит в ваши желания или потребности. Исключения составляют граждане Геронии, имеющие отношение к административным, научным или творческим кругам, а также те, члены семьи которых уже лишались жизни насильственным образом в течение последних тридцати лет.