Эрнст Бутин - Поиск-86: Приключения. Фантастика

— Я в любом случае… помог бы вам, Евгений Дмитрич… бежать, — заверил капитан. — Потому что… знаю про… Сорни Най.

Козырь не в такт ударил веслом, взглянул в раздумье на Арчева, прищуренные глаза которого стали нехорошими — оценивающими. Капитан не выдержал взгляда, оглянулся назад, заерзал.

— А испугался я… по-настоящему испугался… когда узнал, что девчонка, слышавшая мой «росиньель»… знает французский. И еще испугался, когда надо было… нейтрализовать часового. Думал… не сумею.

— Сумел, — Козырь сплюнул за борт. — Ухайдакал ты его, боцман…

Но часовой остался жив. Он застонал, с трудом разлепил веки, увидел перед носом белые от лунного света доски палубы. Хотел повернуть лицо и охнул: от затылка в лоб широко ударила боль, словно колыхнулась огромная болевая капля, заполнившая весь череп. Часовой медленно поднял голову и ахнул — квадратной дырой зияло, не поблескивая стеклом, окно каюты. Бойцу стало жутко. Он с трудом встал, проковылял к окну. Не веря глазам, протянул руку — она наткнулась на пеньки железных прутьев. Часовой вцепился в раму, увидел на кровати решетку и застонал — горько, злобно, отчаянно: удрали гидры!

— Тревогааа-а! — заорал он что было мочи, хотя болевая капля сразу же взбухла в готовый лопнуть пузырь. — Тревога! Побег!

Забухали ноги — дверь распахнулась. Кто-то обхватил часового, выдернул из окна. Уже затуманенно увидел он лица, лица, мелькающие, приближающиеся, исчезающие…

— В карцер! — Фролов ткнул маузером в окно. — Вот сюда.

— Сначала в лазарет! — Люся склонилась над часовым, приподняла его веки. — Несите, товарищи, несите! Быстрей!

— Хорошо, но потом — в карцер! — Фролов быстро взглянул в сторону кубрика, около открытой двери которого сгрудились чоновцы, развернулся, взлетел по трапу на мостик.

— Стоп машину! — крикнул с порога рубки штурвальному.

— Без капитана не имею права, — удивленно и испуганно оглянулся тот. — Что там за шум?

— Нет, нет твоего капитана. Сбежал каналья, — Фролов, ткнув дулом маузера снизу в козырек своей фуражки, сбил ее на затылок. — Ну, чего ждешь?

— Сбежа-а-ал?! — поразился парень и чуть было не выпустил рогульки штурвала, но спохватился, вцепился в них еще крепче. — Командуйте тогда… — кивнул на переговорную трубу. — Только… — Он покосился на Фролова. — Предупреждаю сразу: судно назад не поведу.

— Эт-то еще почему? — грозно выпрямился склонившийся уже к раструбу Фролов. — Саботаж? В сговоре с капитаном?

— Не развернуться мне. — Штурвальный виновато заморгал. — Фарватер хитрый, петляет. Мели опять же. Одно слово: Кучумов мыс…

— Кучумов мыс? — Фролов вгляделся в длинную косу, которая, встопорщившись соснами, вдавалась далеко в реку. — Но ведь этот негодяй сказал мне, что пройдем Кучумов мыс только утром.

Штурвальный лишь хмыкнул.

Фролов покусал губу.

— Черт, не хватало еще на мель сесть, — и виновато взглянул на штурвального. — Извини, накричал на тебя. Сорвался. Ведь этот прохвост не один ушел. Помог сбежать Арчеву и Шмякину. Особо опасным.

— Ну, тогда их нечего и искать в лесу, — присвистнув, заявил штурвальный. — Пустое дело!

— Когда вы в последний раз видели капитана? — хмуро поинтересовался Фролов, всовывая маузер в кобуру.

— Вот здесь, — штурвальный, поглядывая на карту-лоцию, лежащую на столике, ткнул в нее пальцем. Пояснил: — Он ловко задумал. Через этот вот перешеек — и в город. К утру там будет. А мы — только к полудню, да и то, если…

— Ты уж постарайся, — попросил Фролов. — Быстрей надо!

Дернул за козырек, нахлобучивая на лоб фуражку. Глубоко всунул руки в карманы тужурки и, стиснув зубы, задумался, припоминая все, что знал о капитане: закоренелый холостяк, либерал, кадет, сторонник Учредительного собрания, однако во времена колчаковщины вышел из партии, в знак протеста, как объяснил потом, против политики кадетов. В белой армии не служил — говорит, по убеждению, но… пес его знает, как увильнул, но не служил — это установлено. Впрочем, не служил и в Красной Армии, после освобождения Западной Сибири был направлен на восстановление речтранспорта. В эсеровско-кулацком мятеже не участвовал, хотя… Да нет, мало ли у кого какие знакомые — город небольшой, люди одного круга приятельствуют, на чай, на балычок, в картишки перекинуться друг к другу ходят, трудно избежать компрометирующих знакомств, — во всяком случае в «Союзе трудового крестьянства» он не состоял, а тем более в бандах боевиков не был. Есть, правда, пунктик — доводится капитан то ли племянником, то ли еще каким-то дальним родственником бывшему купцу-миллионщику Астахову, но мало ли кто чей родственник, а тут — седьмая вода на киселе…

— Товарищ командир, прошу наказать меня, — тихо, но решительно потребовал голос за спиной.

Фролов обернулся. В дверях рубки стояла Люся — вытянулась по стойке смирно.

— Как Пахомов? Что с ним? — сухо спросил Фролов.

— Я его вывела из шока. Сделала укол. Видимо, сотрясение мозга, — Люся помолчала и повторила настойчиво: — Прошу меня наказать… Я слышала, как капитан сообщил Арчеву о времени побега, и не доложила вам. — Добавила с горечью, но без малейшей попытки оправдаться: — Правда, догадалась об этом только несколько минут назад.

Фролов молчал, пытал взглядом. Штурвальный посмотрел через плечо на девушку, покачал еле заметно головой не то с сочувствием, не то с осуждением.

Люся задержала воздух в груди, выдохнула и, твердо глядя в глаза командиру, ровно, бесстрастно рассказала о том, как капитан во время прогулки арестованных напевал на французском языке о соловье-пташечке, вставляя слова «сегодня… после отбоя».

— За утрату бдительности объявляю вам, товарищ Медведева, выговор, — выслушав, сказал Фролов. — Кроме того, об этом случае доложите своей ячейке… — И не сдержался. С силой ударил кулаком в ладонь. — Как примитивно и нахально провел нас этот подлец! — Покачал головой, криво усмехнулся. — Ну, ладно, что было — то было… Не исправишь. — Попросил: — Идите, Люся, к ребятишкам. Как бы Еремей с Антоном не испугались, узнав, что Арчев на свободе.

Мальчики были взбудоражены. Антошка с Егоркой, успевшие уже побывать и в каюте, откуда сбежали пленные, и на палубе, захлебываясь от возбуждения, рассказывали Еремею обо всем, что узнали, что увидели. Еремей, торопливо одеваясь, угрюмо слушал.

— Я сам поймаю Арча, — сказал негромко, когда ребята выдохнулись и умолкли. — Ему надо Сорни Най… Будет, однако, искать меня… — Выпрямился, властно посмотрел на друзей. — Только Люсе об этом не говорите. Фролову не говорите. Охранять станут, помешают… Сейчас у Фролова шибко беда. Я помогу, — и упрямо, как клятву, повторил: — Я поймаю Арча. Сам.