Эрнст Бутин - Поиск-86: Приключения. Фантастика

— Пока один. Надо посмотреть…

— Угу… Кажется, один найдется. Заказчик отказался…

Директор Дома быта раскис на первом же допросе. Он все время хватался за сердце и напирал на необходимость выполнения плана при отсутствии сырья и на свои переживания по этому поводу. Поэтому-де он и не сумел удержаться, когда неизвестный гражданин предложил ему замшу по бросовой цене. Неизвестный не хотел ждать, а за полдня директор сумел набрать по знакомым только полторы тысячи рублей, надеясь, разумеется, в короткий срок вернуть их с лихвой. Внешность неизвестного он описал весьма неопределенно: немолодой коренастый мужчина с короткой стрижкой, во рту слева золотой зуб.

— Вот и выплыл напарник Ситникова, если, конечно, именно Ситников похитил пистолет, — сказал Пряхин. — И, скорее всего, не напарник, а хозяин. Денег он хапанул мало и теперь будет срочно искать рынок сбыта, то есть швейные ателье, портных-частников. В этом направлении и следует ориентироваться…

Пришел сентябрь с прозрачными, пронизанными тихим светом днями. К элеватору день и ночь тянулись вереницы груженных пшеницей машин. На углах старухи торговали грибами, ранетками, черноплодной рябиной. Но уже желтели, готовясь к зиме, березы, по ночам подмораживало, и пару раз пробовал силы молодой снежок. А золотозубый — так между собой прозвали сотрудники отдела неизвестного, продавшего директору иванковского Дома быта замшу, — словно исчез и испарился, никаких вестей о нем не было. И Ситников вел себя удивительно примерно, если не считать мелкой спекуляции запчастями, но этим он, как выяснилось, занимался и раньше, в подозрительные контакты ни с кем не вступал.

Марвич замкнулся в себе и ходил мрачнее тучи. Фатеев пытался по привычке подшучивать, но и он вскоре иссяк. Пряхин помалкивал.

И вот однажды пришла телеграмма из Сухуми. Скупой телеграфный текст гласил, что к одному из сухумских закройщиков обратился неизвестный, схожий с разыскиваемым по ориентировке. Предложил приобрести дефицитный товар: не то замшу, не то тонкую кожу.

— Это он! — загорячился Марвич. — Надо лететь завтра же! Разрешите командировку, товарищ подполковник.

— Может быть, он, а может, и другой. Возьмут и без нас… И потом…

Марвич с изумлением заметил, что его всегда невозмутимый начальник, не раз бравший один на один вооруженного бандита, в некотором замешательстве.

— Видишь ли, Валерий Сергеевич, по уму, по логике ехать надо, но — Сухуми, бархатный сезон!.. Да ни один ревизор не поверит, голову с меня снимут за эту командировку! Не знаю, что и делать…

Несколько минут они сидели молча. Потом Марвич пожал плечами, достал из лежавшей перед ним папки лист бумаги и, написав несколько строк, протянул его Пряхину.

— Прошу, Николай Павлович!

— Что это?

— Заявление об отпуске.

Самолет улетал под вечер, но с утра Марвич стал собираться. Он не любил торопиться, никогда не опаздывал и не мог понять, как это можно забыть что-нибудь в спешке.

В разгар сборов пришла Катерина, взяла со стола билет, повертела в руках, бросила обратно.

— Куда это мы?

— В отпуск, дорогая, в отпуск… А почему ты дома в рабочее время?

— С завода я ушла, — сказала Катерина, скорчив презрительную гримаску. — Не хочу быть палочкой.

Марвич оторвался от чемодана и потряс головой.

— Какой палочкой?

— А чего тут непонятного!.. Третий месяц мою пробирки под краном, и больше ничего. И то два-три часа в день… Ну, я обратилась к старшей лаборантке: что ж, говорю, я разве для того десять классов окончила, чтобы пробирки мыть, я могу что-нибудь и посерьезнее. А она смеется: так мы, говорит, могли б и без тебя прекрасно обойтись, но место лаборанта по штатному расписанию пустовало и к концу года его могли срезать, вот тебя и взяли, чтоб палочка в графе стояла, а не прочерк. Обидно, Валера, быть палочкой… Нет, такая работа не для меня.

Катерина ушла. Марвич опять занялся укладкой чемодана, но тут в комнату впорхнула Нина Аркадьевна. Катина мать. Она всегда так входила, словно появлялась из-за кулис, и в молодости это выглядело, возможно, довольно эффектно; к сожалению, Нина Аркадьевна не учитывала, что грациозность с годами убавляется.

— Валерочка, — запела она, снимая с него невидимые пылинки. — К тебе будет маленькая просьба… которая тебя совершенно не затруднит. Катенька сказала мне, что ты летишь в Сухуми, и это просто великолепно! Ты возьмешь ее с собой.

— Нина Аркадьевна, — пытался сопротивляться Марвич, — у меня… не совсем отпуск… то есть не только, в отпуск. У меня в Сухуми серьезное дело.

— Господи! — Нина Аркадьевна источала мед. — Естественно, в твоем возрасте все дела серьезные! Как я это хорошо понимаю… Какие серьезнейшие дела были у меня в твои годы! В том же Сухуми… Ну, да что теперь говорить… Я тебя, как друга нашей семьи, прошу только об одном: доставь Катеньку к моей старой подруге, и пусть она отдыхает… Билет будет через час.

Уже в аэропорту Марвич понял, что соглашаться не следовало. Провожавший его Фатеев, покосившись на Катерину, ничего не сказал, но в его глазах запрыгали некие огоньки: было ясно, что эта сцена им зафиксирована и будет преподнесена всему отделу по высшему классу.

В Адлере их встретил сотрудник Сухумского горотдела, горбоносый, прожаренный солнцем парень, с лица которого не сходила улыбка.

— Симон, — представился он. — Очень рад… Правильно сделал, лейтенант, что взял с собой жену. Такую красавицу оставлять опасно — украдут! Я бы обязательно украл!.. Только почему стеснялся? Почему не предупредил, чудак-человек? Номер на одного в гостинице подготовили. Но, ничего, уладим… Одну минуточку!

Он оставил их возле машины и через минуту прибежал с букетом цветов. Катерина млела от удовольствия, а Марвич хмурился: комедия продолжалась и остановить ее не было никакой возможности…

— Гостиница «Абхазия», — сказал Симон, когда въезжали в Сухуми. — Здесь будем жить… Виноват, только спать. Завтракать-обедать будем у меня.

Марвич перебил его:

— Сначала заедем на Мингрельскую. Катерина будет жить там.

— Слушай, ничего не понимаю! — Симон в недоумении развел руками. — Может, сейчас так модно: муж и жена по разным адресам, а?

Закройщик Вано Тохидзе был точен и явился в горотдел ровно в девять. Курчавые волосы были еще мокрыми от морской воды, тонкая рубашка-сеточка плотно обтягивала мощную грудь, мускулистые руки пловца выглядели непомерно большими. Марвич по-хорошему позавидовал, что можно вот так с утра, до работы сбегать на море и всласть поплавать, потом полдня чувствуешь себя как на пружинах.

— Я все уже рассказал нашим товарищам, — сказал Тохидзе. — Не знаю, зачем вызвали.