Александр Житинский - Полдень, XXI век, 2009 № 02

А дальше у нас с Ильей Николаевичем начались разногласия. Меня интересовала возможность расшифровки кодов, а Илью Николаевича больше интересовало практическое применение найденных эффектов. Но было еще руководство института. Оно предложило третье направление: разработку волновых методов лечения вирусных заболеваний и отработку методов диагностики заболеваний путем анализа радиоизлучений исследуемых генетических структур. Разные спектральные составы должны рассказывать о болезнях, которые живут в теле пациента и со временем могут проявиться. Еще одно направление, которое наметил институт: диагностика заболеваний помощью снятия спектра электромагнитных излучений с человеческого голоса. Записываем голос человека, оцифровываем эту запись, а потом обрабатываем по нашему фоновому принципу и выделяем определенные частоты, которые характерны, скажем, для предгриппа или предрака. В голосе все это есть, надо только провести дифференцирование… Боюсь, вам это неинтересно. Вот и Илье Николаевичу это стало неинтересно, он вспылил, разругался с руководством, хлопнул дверью…

— А вы? — осторожно поинтересовался Примус.

— А я не Александр Матросов, — сказал Гнатюк. — Не мое это дело — на амбразуры кидаться. Мне семью кормить надо. Я принял институтскую программу исследования.

Нечаев стоял у окна и в разговор не вступал. Он даже не оборачивался, составив определенное мнение о Гнатюке.

— И с покойным Медником после ухода из института вы не встречались и какие-либо совместные работы уже не вели? — спросил оперуполномоченный.

— Нет, — твердо сказал Гнатюк. — Я же говорю — обижен он на меня был.

Гнатюк врал, но поправлять его Нечаеву не хотелось. Возможно, он подспудно боялся услышать что-то очень неприятное, окончательно запутывающее происходящее. Он чувствовал, что своим расследованием все они вторгаются в странную и запретную область, в которой вопросов возникает больше, чем существует ответов на них. Но Примус думал иначе. В противном случае он не задал бы следующий вопрос:

— Когда вы с Постниковым виделись в последний раз?

Лицо Гнатюка побагровело? но он промолчал.

— И некоторые исследования вы для Медника вели, — безжалостно добил его Примус. — Ну? Что мне вам все рассказывать? Святой… — и оперуполномоченный выжидающе замолчал.

Нечаев искоса взглянул на Гнатюка и поразился: вместо цветущего и уверенного в себе мачо на стуле сидел до смерти перепуганный интеллигент.

— Нет, — сипло сказал Гнатюк. — Не может быть. Этого вы никак не можете знать!

Испуганного и сбитого с толку человека легко разговорить.

Некоторое время Нечаев и Примус с трудом вытягивали из Гнатюка детали, но после того, как тот сказал главное, речь его полилась свободно и плавно. Единственным признаком волнения был пот на лбу, который Гнатюк то и дело вытирал клетчатым носовым платком.

Года полтора назад начались трения с руководством института, не желавшим заниматься теми проблемами, на которые нацелился Медник. Начальство предпочитало держать синицу в руках и не гоняться за высоко летящими журавлями.

И тут с Медником связался главврач Первой больницы Свешников, который был студенческим приятелем известного олигарха Гонтаря. Гонтарь выделил на переоборудование больницы такие деньги, что все областное начальство перепугалось, а потом стало думать, как эти деньги лучше всего «распилить». Но с этим у них ничего не получилось, деньги в банк пришли не слишком большие, все было поставлено оборудованием, оргтехникой, в институте такого не было, как в этой больнице!

На открытие приехал сам Гонтарь.

И познакомился с Медником.

Нельзя сказать, что они друг другу сразу понравилось, это позже случилось, когда у них начался обстоятельный деловой разговор. Медник к тому времени поместил в европейских научных журналах несколько статей о возможности лечения бесплодия двумя путями — клонированием, с внедрением в ДНК донора половых клеток мужчин, страдающих бесплодием, и облучением стерильных бесплодных клеток записанными голографическими картинками здоровых. Оказывается, Гонтарь за подобными работами внимательно следил, поэтому без лишних обиняков пообещал Меднику финансовую помощь и для начала предложил ему перейти на постоянную работу в Первую больницу.

Уговаривать он умел, не зря в проповедниках новой религии ходил. Медник и Гнатюку предлагал уйти, но Гнатюк поосторожничал — боялся, что работа в больнице очень быстро поставит его вне научного процесса. Правда, отказывая Меднику, он пообещал, что по мере сил и возможностей станет помогать ему во всех начинаниях.

Полгода Медник к Андрею Георгиевичу не обращался, а когда обратился, Гнатюк даже немного растерялся от предложения.

Предстояло работать со Святым Граалем.

В Бога Гнатюк не верил, любое упоминание о магии он принимал в штыки. Удивительно ли, что рассказ Медника он посчитал мистификацией или заблуждением: ну, заработался человек, в мистику ударился.

Выдумает же — Святой Грааль!

Граалем была названа священная чаша крови Христовой. Кровь эту якобы собрал Иосиф Аримафейский на Голгофе. Согласно неканоническим текстам, кровь Христа, стекавшая по крестному древу распятия, была собрана в чашу. Грааль был той самой чашей, над которой Иисус Христос произнес главное слово Тайной Вечери: «Пейте от нее все. Это Кровь Моя Нового Завета. Испивший ее не умрет вовек». Якобы Иосиф Аримафейский, снимая Христа с креста, собрал в чашу капли крови из язв на руках, ногах и боках, после чего, обвив тело Иисуса богатой тканью, положил его в пещеру.

Иисус Христос при воскрешении повелел Иосифу взять Святой Грааль и хранить Его. Чаше приписывали сверхъестественные возможности.

Все эти легенды и мифы о чудесных возможностях Грааля для Гнатюка не имели никакого значения. Главным было то, что в чашу была собрана кровь, и при благоприятном стечении обстоятельств из нее можно было выделить ДНК Иисуса Христа.

— Однажды в город от Гонтаря приехал Постников, — сказал Гнатюк, — и привез Грааль. Знаете, на первый взгляд сосуд не внушал никакого доверия. Неказистая деревянная чаша, украшенная непонятными письменами по ободку. Примерно до половины она была заполнена густой темной жидкостью. Этого не могло быть, ведь за прошедшее время любая жидкость должна была высохнуть, но первые же анализы показали, что мы и в самом деле имеем дело с кровью. Странное дело, ее было невозможно вылить из чаши.

— А зачем она была нужна? — не выдержал Примус.

Гнатюк исподлобья глянул на него.

— А вы не догадались? — сказал он. — Одной капли крови было достаточно, чтобы произвести на свет любое живое существо. Даже не одно. Второй Пророк Единого Бога решил обзавестись собственным демиургом. Вернувшийся Бог — вот была конечная цель эксперимента. И конечно же, мужским донором должен был стать только Второй Пророк, и никто иной.