Чарлз Стросс - Акселерандо

Манфред допивает пиво, ставит кружку, встает и бредёт по середине улицы, телефон висит возле уха, словно приклеенный: он обхватил дешёвый чёрный пластмассовый корпус держателем своего горлового микрофона.

— То есть, вы учили язык, чтобы поговорить со мной?

— Да , было легко: в нейронную сеть из миллиарда узлов загрузили на максимальной скорости «Телепузиков» и «Улицу Сезам». Прощения извините, что энтропические наслоения вызывают плохую грамматику: боюсь, цифровые отпечатки пальцев стеганографически замаскированы в мои-наши обучающие программы.

Манфред чуть притормаживает, уклоняясь от столкновения с уставившимся в GPS-навигатор подростком на роликах. Картина достаточно нереальная, чтобы ощущение неправдоподобности происходящего зашкалило. Всю жизнь Манфред живет на кровоточащем краю неизведанного, на пятнадцать минут опережая любое возможное развитие событий, и обычно сохраняет полный самоконтроль — но в такие моменты как сейчас чувствует липкие пальцы страха, испуг оттого, что, возможно, только что пропустил нужный поворот, позволяющий вернуться к реальности.

— М-м... не уверен, что правильно понял. Давайте разберёмся. Вы утверждаете, что вы — нечто вроде искусственного интеллекта, работающего на КГБ точка РУ, и боитесь иска о нарушении авторских прав в связи с семиотикой вашего переводчика?..

— Мы ужасно стеснены паразитными лицензионными соглашениями, от которых невозможно отказаться. Не имеем никакого желания экспериментировать с держащими патенты компаниями, контролируемыми чеченскими инфотеррористами. Вы, человек, можете не опасаться, что зерновая компания потребует прав на вашу тонкую кишку, если в ней окажется нелицензионная еда, так? Манфред, вы должны помочь мне... нам. Мы желать убраться отсюда.

Манфред замер посреди улицы.

— Друг, ты выбрал не того посредника. Я не работаю на правительство. Я сугубо частное лицо. — Реклама прорывается через его защитные фильтры, и какое-то мгновение, прежде чем фаговая программа приканчивает его и порождает автоматически новый фильтр, по его навигационному окну — которое при этом мигает — плывёт спам в виде стилизации китча пятидесятых. Манфред замирает напротив какого-то магазина, потирая лоб и уставившись на экспозицию старинных медных дверных молотков. — Вы пробовали обращаться в Госдепартамент?

— Зачем утруждаться? Государственный департамент — враг Новый ССР. Государственный департамент не поможет нам.

Совсем уж странно. Манфред никогда особо не разбирался в новомодной, но косящей под консервативную европейской метаполитике: даже простое уклонение от дряхлой бюрократии консервативно-старого американского образца вызывает у него головную боль.

— Ну, если бы вы не «кинули» их в конце первого десятилетия нашего века... — Манфред постукивает левым каблуком по тротуару, задумавшись над тем, как прекратить эту беседу. Камера на уличном фонаре мигает ему; он машет ей рукой, праздно задаваясь вопросом — КГБ это или дорожная полиция? Он ожидает известия о месте проведения вечеринки, оно должно поступить в ближайшие полчаса, и этот сохранившийся со времён Холодной войны и призванный из запаса бот Элиза повергает его в уныние. — Слушайте, я не веду дел с федеральными агентами. Я ненавижу военно-промышленный комплекс. Ненавижу традиционную политику. Все они — проедают бюджетные средства. — Его озаряет. — Если ваша задача сохраниться, не исчезнуть, можете разместить полный вектор своего состояния в одной из p2p-сетей. Тогда уже никто не сможет уничтожить вас...

— Ньет! — Искусственный интеллект кажется настолько встревоженным, насколько это возможно при передаче речевого сигнала по цифровым каналам. — Не открытый источник! Не хотеть терять автономию!

— Тогда нам, скорее всего, нечего обсуждать. — Манфред ударяет по кнопке окончания разговора и выбрасывает мобильник в канал. Коснувшись воды, тот вспыхивает — литиевый аккумулятор от короткого замыкания воспламеняется. — Грёбаные лузеры, дети Холодной войны, — не сдержавшись чертыхается он, злясь отчасти на себя, за то, что утратил хладнокровие, а отчатсти на назойливого типа, стоящего за анонимным телефонным звонком. — Грёбаные капиталисты, сволочи...

Пятнадцать лет назад, после краткого флирта с анархокапитализмом, сменившим дирижизм брежневских времён и пуританство путинских, Россия вернулась под руку аппаратчиков, и не удивительно, что разделительная стена крошится — но, похоже, нынешние беды Соединенных Штатов их ничему не научили. Неокомми всё ещё рассуждают в понятиях долларов и паранойи. Манфред до того рассержен, что хочет сделать кого-нибудь богатым, только чтобы ткнуть носом будущих невозвращенцев: «Смотрите! Вы обогащаетесь, когда делитесь сами! Следуйте этой программе! Только щедрые выживают!» Но КГБ не получит это сообщение. Манфреду уже доводилось иметь дело со старорежимными коммунистами и их недоразвитым искусственным интеллектом, напичканным марксистской диалектикой и трудами австрийской экономической школы. Они до того зачарованы кратковременной победой мирового капитала, что не способны заняться поиском новой парадигмы, обратить внимание на долгосрочную перспективу.

Сунув руки в карманы, Манфред задумчиво бредёт дальше. Он задумывается над тем, что бы ещё запатентовать.

У Манфреда есть номер в гостинице «Ян Луйкен», оплаченный в благодарность межнациональной группой защиты потребителей, и безлимитный проездной на общественный транспорт, предоставленный вместо расчёта за оказанные услуги шотландской группой, играющей самба-панк. Он имеет право путешествовать на шести главных авиаперевозчиках как служащий авиалинии, хотя никогда не работал в авиакомпаниях. В его спортивную куртку вшиты шестьдесят четыре компактных высокопроизводительных вычислительных кластера, по четыре на каждый карман, — любезный дар никому не ведомого колледжа, который хочет вырасти в медиалабораторию будущего. Остальная, не оснащенная техникой, одежда сделана по меркам и прислана с Филиппин принимающим заказы через Сеть портным, с которым Манфред никогда не встречался. Юридические фирмы обрабатывают его патентные заявки на основе «про боно», и хотя патентует он очень много, но всегда отписывает права «Фонду свободного разума», как вклад в развитие их проекта создания инфраструктуры, не отягощающей обязательствами.

В кругах спецов по авторскому праву Манфред легендарная личность — парень, который запатентовал методику деловых отношений при перемещении вашей электронной коммерции куда-нибудь, где плохо защищена интеллектуальная собственность, предположительно ради избавления от барьеров лицензирования. Парень, который запатентовал использование генетических алгоритмов для патентования всего, что может быть получено перестановками из начального описания группы проблем, — не только замечательную мышеловку, но и набор всех возможных замечательных мышеловок. Около одной трети его изобретений вполне законны, другая треть незаконны, а остальные можно считать законными до тех пор пока легальнозавр, учуяв запах кофе, не проснётся и не поднимет панику. Патентные поверенные «Рено» твёрдо убеждены, что Манфред Макикс — псевдоним, сетевой ник группы безумных анонимных хакеров, использующих Генетический Алгоритм, Который Съел Калькутту: своего рода Serdar Argic интеллектуальной собственности или возможно математический борг новых Бурбаки. Есть адвокаты в Сан-Диего и Редмонде, которые готовы поклясться, что Макикс — саботажник, подрывающий экономические основы капитализма, а некие коммунисты в Праге полагают, что он — плод союза Билла Гейтса с папой римским.