Лев Успенский - Тайна всех тайн

Речкина. Извини, Никита, но в «Отчете» в роли созидателя подобных творений выступает человек, которому в результате открывается его собственный внутренний мир.

Карцевадзе. Причем выясняется, что в эмоциональном отношении он, увы, не как титан.

Кастромов. И обратите внимание, Никита Аникеевич, прометеев огонь уже не раз оказывался в руках людей своекорыстных, мистиков и фанатиков. Открыть человеку его собственную убогость — не значит ли это заставить его задуматься над собой и сделаться лучше?

Вента. Все реплики были серьезны, следовательно, был серьезен и я. Продолжим… Особенно удачны, на мой взгляд, те страницы «Отчета», на которых расписано, как блестяще я не понимаю самого себя…

Пуримов. Чего ты там не понимаешь? Наоборот!

Вента. Наоборот? Чудесно! Но тогда разрешите задать автору «Отчета» элементарнейший вопрос: прежде чем посылать людей на ответственное задание в космос, разве их не изучают? И коли я такой, разве я попал бы в космос в компании женщин? Неужто высокая комиссия не учла бы, что я могу там влюбиться и потому потеряю над собою контроль?

Карцевадзе. Но ведь именно потому, что ты оказался в этой самой женской компании и, не понимая себя, готов был, извини, в самом прямом смысле кидаться на стены, ты и сделал свой формирователь! Эмоции — величайший стимулятор научного творчества. Это и доказывается.

Вента. Здравствуйте! Но разве бывает человек вообще без эмоций? Человек — такая машина, которая если уж расцветает, то сразу во всех отношениях: и физически, и умственно, и эмоционально.

Речкина. Очень мило: машина с эмоциями…

Вента. Да, представь себе. И значит, тем более недопустимо так издевательски писать об ученых, то есть о лучших из этих машин.

Карцевадзе. Лично о тебе или вообще об ученых?

Вента. Изображать физиков примитивными циниками — штамп. Впрочем, все в «Отчете» — сплошные штампы. Пульты и автопульты, несуразные «нижние дирекционные» и «особый электрогипноз, позволявший выдержать тысячекратные перегрузки»… Уж если придумывать, то пооригинальнее!

Кастромов. Но зачем же? Это символы. Их конкретное содержание в данном случае не имеет значения.

Вента. И конечно, я всегда поднимаюсь с кресла рывком, вы, Кирилл Петрович, чуть что, бросаетесь к Новомиру, а вы, Ирина, и вы, Рада, то и дело резко выпрямляетесь… Ну а эти навязшие в ушах экраны, на которых «змеятся линии»? А «жужжание зуммеров»? А «ад полыхающих титров, экранов, сигнальных огней»?.. Разве это не штампы? Если я подсовываю машине неправильно составленную задачу, мне заявляют: «Халтура! Работай, милый, как следует!» Такое же надо говорить писателю, когда набор банальнейших штампов выдается за художественное изображение… Все нужно было делать иначе. Изложить биографии, дать подробные описания. Это послужило б программой. Остальное вытекало бы из нее.

Речкина. Но ты призываешь тоже к штампам! В сотнях книг уже после первых десяти фраз абсолютно ясно, чт будет происходить дальше.

Вента. Я заканчиваю. Сервантес когда-то писал пародию на рыцарей…

Карцевадзе. На рыцарские романы, Никита!

Вента. Сервантес когда-то писал пародию на рыцарский роман. Вышло — глубокий и тонкий роман вообще. Автор «Отчета» писал глубокий и тонкий роман. Вышло — беспомощная пародия на научно-фантастическое произведение…

Да, вот так. Этот человек не принял меня. Никак и ни в чем. Он и не мог принять. Во всяком случае так сразу, «на людях»…

Но как будут говорить остальные? Тоже полусерьезно? Такой тон, видимо, только и возможен в подобном случае. Как бы, например, я сам говорил о себе, будь я «подопытным»?..

Кирилл Петрович. Итак, кто продолжит? Пожалуйста, Ирина!

Гордич. В отличие от вас, Никита, мне нужно еще подумать, прежде чем выступить с такою же категоричностью. Конечно, процесс научного поиска сложней, чем это показано. Но то, что научное творчество есть результат всей жизнедеятельности человека, — глубоко верно.

Вента. Азбука для первоклашек!

Гордич. Да, но вот что любопытно: это и объясняет, например, почему Эйнштейн говорил о значении романов Достоевского для создания теории относительности. Эмоциональный мир ученого во многом определяет направление его научного творчества. В «Отчете» и сделан на это упор. И потому-то, Никита, не стоит говорить о барьерах между мышлением прошлых веков и нашего века. Различие, конечно, есть, но оно вызвано вообще изменением условий жизни. Вы говорите: «Вторжение науки!» Но ведь благодаря успехам полиграфии радио и кино литература, искусство, музыка тоже вторгаются в жизнь людей куда сильнее, чем прежде. Интересно, что и наука-то входит в сознание по меньшей мере девяти десятых всех людей лишь через посредство искусства. А опыт, результат которого мы обсуждаем, так и вообще есть прямое вторжение литературы в научный процесс. Наука и искусство — одна общая область проявления творческих сил человека. Оправдывать эмоциональную глухоту более глубоким знанием квантовой механики едва ли возможно, ну а сводить обсуждение к нападкам на отдельные малоудачные выражения — тем более… Разрешите на этом закончить. Повторяю: мне нужно еще очень и очень подумать. И возможно, кое в чем измениться. Я, например, вдруг особенно ясно поняла, что временных состояний в жизни человека нет. Все — постоянное, все — жизнь. Любая из промелькнувших минут что-нибудь да принесла: новое знание, ощущение. И любая минута может оказаться минутой подведения итогов… Я за то, чтобы одобрить «Отчет». Я положительно оцениваю его. Чем дороже и ближе люди, тем труднее быть с ними до конца честным. Автор «Отчета» за одно это уже заслужил благодарность. И повторяю: мне надо еще очень и очень подумать…

Говорила спокойно, негромко, естественно. Не говорила думала вслух. И ни слова о личном.

Села, глядя прямо перед собой.

Кирилл Петрович. Та-ак… Кто следующий? Вы хотите? Прошу вас, Новомир Алексеевич!

Пуримов. Начну с нескольких несуразиц. Самая главная почему в «Отчете» не учитывается дистанция времени? Ни таких ракет, ни таких скоростей сейчас нет и не предвидится. Мы все знаем, что условия жизни в космосе трудные. А тут люди делают чудеса просто усилием мысли. Нужна база для этого. Значит, действие происходит в будущем, лет через сто или двести. Так? Но ведь через такой срок люди тоже изменятся. Например, Никита Вента, хотя он это и отрицает, вел себя крайне вульгарно…

Вента. Ка-ак? Подумаешь! Сказал несколько фраз! И могу повторить!

Кирилл Петрович. Вы опять несерьезны, Никита.

Пуримов. И к тому же Вента «теоретизирует». Высокая светлая любовь, по его мнению, — это белиберда, на которую, видите ли, жаль времени. Такие типы встречаются в жизни в наши дни.