Александр Соколов - Тайна прикосновения

— А теперь я хочу прочитать вам стихи Сергея Есенина.

«Сорокоуст»! — объявил он и начал читать напевно, растягивая слова, некоторые громко выделяя голосом. Пашка проснулась, когда рабочий завода имени Коминтерна почти завопил:

Затем он сбавил тон и начал более проникновенно:

На сцену выбежала девушка в очках и чёрном берете, бесцеремонно потянула за рукав охваченного стихией рифмы рабочего. Он недоумённо повернулся к ней, на сцене произошла заминка, и все зааплодировали, посчитав, что читающий закончил.

Паша взяла свою подругу за руку:

— Сил моих нет, пойдём на свежий воздух!

Они вышли, и Катерина вновь стала приставать:

— Ну, Пашуня, давай дождёмси танцев!

Возле торцевой стены клуба, брызгая маслом, тарахтел английский агрегат с динамо-машиной, возле него суетился перепачканный парень. Они обошли открытые окна и пристроились с другой стороны, на лавочке среди кустов сирени. Отсюда была видна вторая дверь клуба, из которой можно было попасть прямо на сцену. Дверь отворилась, из неё вышли двое: девушка в чёрном берете и долговязый парень, читавший стихи.

— Как ты мог? Как ты.

— Да что я такое сделал? Тебе, что, не нравится Есенин?

— А в утверждённой программе он был? Может, я объявляла эту фамилию? — кипятилась настырная девушка. От волнения она сняла очки и часто моргала ресницами. — Я руководитель агитпоезда, и я следую линии нашей партии: Есенин — поэт упаднический, к тому же своими кабацкими выходками дискредитировал своё имя, имя поэта.

— Мария, ты руководитель агиткобылы, а Есенин был и останется большим русским поэтом. Можешь жаловаться на меня.

От волнения защитник Есенина заикался, чего не было с ним на сцене. Мария резко повернулась на каблуках и исчезла за дверью, а парень закурил папиросу. Он увидел девушек и подошёл к ним.

— Почему не в клубе — не интересно?

— Стихи интересные. Сильно накурено, голова болить. — бойко ответила Катька, хотя длинный смотрел на Пашу.

— Ну, что ж, тогда приглашаю вас на танцы!

Теперь в зале курильщиков поубавилось. Осталась молодёжь, быстро растянули лавки вдоль стен, но лузгу от семечек и окурки убирать не стали. Это разве помеха!

Кто посмелее, собрались поближе к аккордионисту. Он сидел в зале, на стуле, рядом с ним стояла всё та же ведущая концерта, в берете, со скрипкой в руках.

— Кавалеры приглашают дам! — громко объявила Мария, и в зале раздалась плавная мелодия вальса. Аккордеон это не гармошка, в глазах большинства этот инструмент казался символом города, а тут ещё скрипка! Все смотрели на музыкантов, не спеша выходить на середину. Паша с Катей стояли у стенки, тихонько переговаривались, наблюдали, как первые пары несмело начинают кружиться на дощатом некрашеном полу. Да и те не местные, приезжие. Вон Николай, местный водитель грузовика, стоит, смолит цигарку, улыбается, танцевать не спешит. Паша ненавидела табачный дым и прокуренных мужиков. Ей опять вспомнилось почти девичье лицо Жоржа — тот не курил, вздохнула она. Девушки уже выходили парами, не дожидаясь парней, танцевали друг с другом.

Вдруг Паша заметила, как долговязый, тот, что читал стихи, пересекает зал и идёт прямо к ним. Неужели приглашать станет? Кого — меня, Катьку? Пусть лучше Катьку, та рвалась на эти танцы, вот пусть.

— А вот и наши девушки, давайте знакомиться! Андрей!

Он протянул руку, и Паша заметила, что эта белая рука не была рабочей. Ну да, когда ж ему работать, если ездит с концертами! Она свои, с огрубевшей на ладонях кожей, почерневшими ногтями, спрятала за спиной и подавать не думала. Катька же с готовностью протянула ладошку, представилась: «Катерина! А это.»

— Анна! — неожиданно для самой себя выпалила имя своей сводной сестры Паша. Ей не нравилось собственное имя Прасковья, а Паша — ей казалось похожим на мужское.

— О! Сколько героинь носило это имя! Каренина, Снегина. Позвольте Вас пригласить!

Пашино лицо покрылось краской, ей было мучительно стыдно за свои руки, но какой-то голос сказал ей: чего тебе бояться? Она левой рукой оправила ситцевое платьице и пошла за Андреем. Подумаешь, агитатор! Тебе меня ни за что не сагитировать! Она уже имела опыт, когда парни, танцуя, прижимают к себе, и они храбры благодаря выпитой самогонке, и от них несёт сивухой и табаком. Но этот? Нет, он повёл плавно, едва касаясь талии отставленным большим пальцем, её ладонь он держал далеко впереди и скользил вслед за ней легко, угадывая каждое её движение.

Его тёмные вихры спускались на бледный лоб, и выразительные глаза смотрели на неё неотступно. Он стал разговаривать с ней, спрашивал об учёбе, интересовался её жизнью, и она поняла, что Андрея нельзя сравнить с деревенскими парнями, которые не могут связать и полслова. Её отчуждённость как-то сама по себе стала пропадать, и она стала вслушиваться в его голос, в котором сквозила насмешливость, даже по отношению к самому себе.

Звук работающего двигателя за окном, напоминавший стрекотание кузнечика, вдруг захлебнулся, лампочки на потолке сразу потускнели и, сделав несколько судорожных вспышек, погасли. Звуки вальса не замолкали, но пары остановились, и её партнёр, чтобы избежать столкновения с соседней парой, впервые захватил ладонью её талию, сжал руку и приблизил Пашу к себе так, что они почувствовали дыхание друг друга. Странная истома пронизала тело девушки, и она не отстранилась, не оттолкнула сильное мужское тело, а наоборот, прижалась к нему, словно прося защиты.

Какие-то секунды длилось это, и свет вспыхнул снова, осветив смущённое раскрасневшееся лицо Паши. Они снова кружились, и снова он смотрел на неё не отрываясь.

— Скажи, у тебя есть парень? — спросил он неожиданно. И она, повинуясь безотчётному желанию защититься, снова соврала:

— Есть.

— Вот и правильно! Что нам дала революция, знаешь? Каждый будет жить с тем, с кем захочет. Жениться не обязательно. Коллонтай придумала теорию стакана воды…

— Не слышала.

— Ну, это. в общем: долой предрассудки. Если мужчина и женщина нравятся друг другу, для них вступить в связь так же просто, как выпить стакан воды. Это даёт людям свободу! Если ты в пустыне и нет рядом источника, к которому ты привыкла, надо.