Неизвестен Автор - Плющ на руинах

Это был еще один грязный средневековый городишко, ничем не отличающийся от своих корринвальдских собратьев. Впрочем, мне было не до эстетических оценок. Тех денег, что у меня оставались, хватило бы на еду и ночлег в ближайшие пять-шесть дней, может, неделю, если найти заведение подешевле. После этого я оказывался без средств к существованию. Обратиться к властям, в надежде на вражду между Грундоргом и Корринвальдом? Но, как я уже отмечал, я не был фигурой, имеющей вес в политике, к тому же у меня не было никаких документов, способных подтвердить мой рассказ. Я даже не располагал какими-либо важными секретами, которые можно было бы продать грундоргцам...

Размышляя таким образом, я оказался на пороге харчевни, достаточно грязной, чтобы не заламывать высокие цены. Я вдруг особенно остро почувствовал, как нуждаюсь в еде и отдыхе, и вошел внутрь. Утолив голод и опорожнив большую кружку дрянного вина, я расслабился (насколько это можно было сделать на колченогом табурете) и, облокотившись на стол, принялся лениво наблюдать за другими посетителями.

Грундоргский язык, насколько я мог судить по долетавшим обрывкам разговоров, отличался от корринвальдского, но не настолько, чтобы я не мог объясниться с местными жителями. Очевидно, языки всех стран в этой части континента имели своей основой государственный язык Соединенных Республик; можно было только удивляться, что за семь столетий изменения оказались столь незначительными. Очевидно, подумал я, дело в том, что в течение этих столетий общество не развивалось, а деградировало; следовательно, и язык тоже мог меняться только в сторону упрощения.

Вокруг одного из столов собралось несколько человек; оттуда доносились радостные восклицания и проклятия. Как я понял, там шла игра в кости. Это навело меня на мысль. Игра - вот единственный бизнес, для которого я располагаю достаточным стартовым капиталом. Конечно, я могу и проиграться; однако велика ли разница, истощатся мои средства сейчас или через неделю? Главное - вовремя остановиться, если начну выигрывать. А уж располагая некоторой суммой, я, возможно, что-нибудь придумаю... С этими мыслями я подошел к столу и присоединился к игрокам.

Сначала выигрыши чередовались с проигрышами, и мой небогатый капитал то незначительно увеличивался, то слегка уменьшался. Я понял, что так ничего не добьюсь, да и соперники требовали увеличить ставки. Два раза подряд я выиграл, но полученная сумма была все еще недостаточной. Я снова кинул кости и проиграл, потом опять выиграл и опять проиграл...

Не стану описывать, как охватила меня обычная игорная лихорадка, как я удваивал ставки в надежде вернуть утраченное, как говорил себе, что, если прекращу игру прямо сейчас, останусь с теми же проблемами и еще меньшими средствами для их решения... Я проиграл все.

Игроки, убедившись, что денег у меня больше нет, предложили мне сыграть на куртку, разделенную на несколько ставок. Однако перспектива остаться без куртки в преддверии осенних холодов удержала меня от дальнейших попыток. В состоянии полного отчаяния я вышел из харчевни.

Солнце клонилось к закату. Вскоре неосвещаемые улицы погрузятся во мрак, и на них можно будет встретить разве что припозднившихся гуляк да грабителей... Грабители. Да, пожалуй, это единственное, что мне оставалось. Никаким ремеслом я не владел, а мысль наняться в услужение к какому-нибудь мелкому дворянину - а только такой и может взять человека с улицы - вызывала у меня отвращение. Чистить ему сапоги и получать удары палкой, когда у него будет плохое настроение? Ну уж нет, лучше сделаться вором. Поскольку у меня не было ни оружия, отобранного разбойниками, ни денег для его приобретения, наиболее доступной оказывалась карьера карманника. Я знал по книгам, что это малопочтенное и малодоходное ремесло требует высокой квалификации, однако понадеялся на удачу.

К тому времени, как я добрался до городского рынка, там осталось совсем мало продавцов и покупателей. Естественно, большая часть покупок делается с утра. Понимая, что карманнику легче всего работать в толпе, я не стал рисковать. Что же предпринять дальше? Будь у меня деньги, я мог бы напоить, а потом обчистить какого-нибудь простака. Но разве мало простаков напивается за свой собственный счет? Я отыскал улочку, на которой находились целых три кабака, и принялся неспешно фланировать по ней, иногда прячась в переулках, в ожидании подходящей добычи. Целый час прошел впустую: посетители или вываливались на улицу целыми компаниями, или выглядели достаточно трезвыми и сильными, чтобы дать отпор.

Наконец я заприметил подходящую жертву. Добродушного вида толстяк, хорошо одетый - вероятно, из цеховых старшин или чиновников магистратуры, вышел из дверей питейного заведения, слегка пошатываясь и что-то бурча под нос. Я мигом оказался рядом.

- Позвольте проводить вас, ваша милость. Улицы нынче небезопасны.

Тот сфокусировал на мне подозрительный взгляд, но, увидев, что я одет довольно прилично для горожанина, успокоился.

- Знаешь, где я живу? - осведомился он.

- Не имею чести, ваша милость.

- Улица святого Валлена, второй каменный дом, - мне это, естественно, ничего не говорило, но он уже навалился на мое плечо. Я двинулся вперед и, как видно, пока угадывал направление. Толстяк, давя мне на плечи своей ручищей и дыша перегаром, пытался напевать какую-то песенку. Я принялся осторожно ощупывать его пояс, стараясь отвязать кошелек. В этот момент мы проходили мимо какого-то переулка, куда, как выяснилось, мне следовало свернуть.

- Эй, куда ты меня ведешь? - возмутился толстяк, когда мы прошли мимо. Его доверие по мне резко улетучилось, и рука его проворно переместилась вниз, на то место, где только что был кошелек. Я оттолкнул его и бросился бежать.

- Держи вора! - заорал толстяк зычным басом, вполне соответствовавшим его комплекции. Я слышал за спиной его тяжелые шаги, но, разумеется, он не мог соревноваться со мной в скорости. Несколько раз завернуть за угол - и я затеряюсь в лабиринте узких кривых улочек. Я нырнул в полутемный переулок... и с разбегу налетел на патруль городской стражи.

Надо отдать им должное - они моментально оценили обстановку и схватили меня. Один из них, обшарив мои карманы, извлек наружу только что добытый тугой кошелек. Через минуту, пыхтя и обливаясь потом, появился толстяк. Он выразил живейшую радость по поводу моей поимки, а также надежду, что по столь пустячному делу ему не придется давать показания в суде.

- Не беспокойтесь, господин Таммельд, - заверил его начальник патруля, возвращая ему кошелек. Таммельд немедленно отсчитал каждому патрульному по монете, дабы они выпили за его здоровье. После этого мне связали руки и велели идти вперед.