Андрей Бочаров - Настоящая фантастика – 2012 (сборник)

Роберт молча кивнул. Про себя он подумал, что в Центральных отсеках люди действительно мягче. С точки зрения джонсита, ничто не могло помешать Роберту вытянуть пистолет охранника и застрелить Дирка в спину. Но, возможно, и Дирк не был бы столь великодушен с уроженцем крайнего отсека?

Натягивая комбинезон Джона – он оказался немного коротковат Ансону, – Роберт вспомнил, что в Тридцатом квартале живет Джек Милн.

Дверь не открывали так долго, что Роберт подумал уже, что Джек на смене. Но вот за дверью раздался какой-то странный скрип, и она открылась. Джек Милн изумленно уставился на Роберта.

– Что это на тебе? – удивился он.

Роберт смущенно поправил висевшие на шее четки с крестиком и венок из белых цветов. По дороге он столкнулся с процессией последователей Единой Церкви. Они несли хоругви, статуи и пели гимны в честь Высадки. Шествие запрудило собой весь коридор между жилыми ячейками. Роберту ничего не оставалось, как присоединиться к ним. Они все равно шли в нужную сторону. Роберт сообразил, что в его положении самое лучшее – затеряться в толпе.

– Ладно, заходи, – сказал Джек.

Снова раздался легкий скрип. Роберт шагнул внутрь. Только когда дверь закрылась, Ансон понял, что Джек сидит в инвалидном кресле-коляске.

– Что… – пробормотал Роберт.

Джек с печальной усмешкой следил за направлением его взгляда. Роберт непонимающе скользнул глазами по одеялу, скрывающему культи на месте ног Милна. Руки Джека были целы, не хватало только кисти правой руки.

И тут Роберт понял.

– Это ты, – сказал он. – Ты согласился убить нерв в третьей операторской. И ты ведь знал…

– Да, – сказал Джек. – Я не хотел. Я пытался уехать в Палау. Но после сообщения о том, что тебя прикончили озверевшие фанатики, я понял, что у меня нет выбора. Я, правда, сразу засомневался, что ты мертв…

– У тебя почти получилось, – помолчав, сказал Роберт. – Ты нервожил не третьего класса, а минимум пятого. Я уж думал, что не смогу выйти на контакт. Ты здорово его покалечил.

– Он меня тоже, как видишь, – ответил Джек.

– Меня ищут, – сказал Роберт. – Дай мне только стакан воды, и я уйду.

– Жаль, что это все, что я могу сделать для тебя, – сказал Джек.

Он развернул кресло, чтобы поехать на кухню. Из глубин ячейки вдруг раздался женский голос, который Роберт, к своему изумлению, узнал.

– С кем ты разговариваешь, милый? – спросила Сьюзан. – У нас гости?

Она вышла в коридор. Увидев Роберта, Сьюзан так и застыла на месте. Роберту некстати вспомнилась та женщина, что замерла посреди коридора, увидев джонситов, и лишилась головы за свою нерасторопность.

– Привет, Сьюзан, – не своим голосом сказал Роберт.

Сьюзан сориентировалась быстро. Недаром она работала помощником логистика отсека Висконсин.

– Это все он! – взвизгнула девушка, указывая на Джека. – Он так хотел меня, что решил тебя погубить! Это из-за него тебя отправили на выселки к джонситам! Я его отговаривала! Он меня бил! Убей его!

Роберт перевел взгляд на Милна. Джек болезненно улыбнулся.

– Я пришел ее утешить, когда сообщили о твоей смерти, – сказал он. – Тогда я еще мог ходить, но уже знал, что скоро не смогу… Я должен был отказать, я знаю. Но мне было так жутко думать, что я останусь один…

– Ах вот значит как! – завопила Сьюзан. – Ты все просчитал! Ты меня использовал!

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Роберт.

– Ты же пить хотел, – напомнил Джек.

Роберт махнул рукой.

– На втором отсюда перекрестке есть питьевой фонтанчик, – совершенно трезвым голосом сказала Сьюзан.

– Извините, что не встаю, – сказал Доминик.

Он сидел на грязном полу камеры в заляпанном кровью комбинезоне. Ногу ему кое-как перевязали. Не меньше трети лица Доминика занимал роскошный синяк. Однако глава джонситов не казался жалким и не выглядел проигравшим.

– Хватит паясничать, Стогов, – устало сказал Алексей Коренев.

Коренев уже знал, кто из них действительно проиграл эту игру.

– Вы можете подойти поближе, я не кусаюсь, – сказал Доминик.

Коренев не стал приближаться к нему. Вместо этого Куратор подошел к стене камеры и тяжело оперся на нее рукой.

– Ответьте мне на один вопрос, – сказал Коренев. – Как? Ну как? В системе всегда хранится отчет о том, кто активировал ту или иную команду. Но мы с вами знаем, что это был не я!

Доминик смотрел на Куратора, и ни тени сочувствия не читалось в синих глазах джонсита. Стогов отлично представлял себе, какую баню устроили Кореневу его коллеги по Ареопагу. Но неприятности Коренева были последним, что волновало Доминика. Впрочем, он не видел смысла держать что-то в тайне. Коренев вполне мог узнать все и сам – просто приказав медикам сделать Доминику нужный укольчик.

– Команду активировала ваша дочь, Алиса Коренева, – ответил Доминик.

Глаза Коренева, казалось, сейчас полезут из орбит.

– Моя дочь? – непонимающе произнес он и повторил с невыразимым ужасом в голосе: – Моя дочь?!! Но…

– Избавьте меня от подробностей вашей семейной жизни, – поморщился Доминик.

Когда Алиса сказала: «Папа меня убьет», – у Доминика зародились некоторые предположения насчет отношений родителей и детей в семье Кореневых. Но семейные саги тоже не интересовали Стогова.

Коренев справился с собой.

– Я зайду к вам попозже, – сказал он и покинул камеру.

Буквально через несколько минут дверь снова открылась. Доминик подумал, что Коренев все же решил прибегнуть к традиционным тактикам допроса. Но вместо врача со шприцем в руке это оказался полицейский. Без лишних слов он препроводил Доминика в душевую комнату, где тот с большим наслаждением вымылся. Ему было, в сущности, наплевать, что будет с ним дальше. Пристрелят его после душа или предложат сытный обед. Как и все джонситы, Стогов умел ценить простые радости. Он уже сделал все, что мог. Все, что должен был. Огромный маховик был запущен, и его уже никто не мог остановить. Доминик гордился тем, что маятник истории человечества сдвинулся с места благодаря и ему в том числе, но собственная дальнейшая судьба его уже мало волновала.

Хотя, конечно, пожить еще было бы совсем неплохо.

После душа ему выдали чистый комбинезон без знаков различия, перевели в другую камеру – почище и посветлее, в которой имелась даже кое-какая мебель. Доминика осмотрел врач, который вложил в рану на ноге заживляющий коллоид. Полицейский принес обед из трех блюд. Разделавшись с едой, Доминик повалился на кровать и тут же заснул – спокойным, легким сном без сновидений.

Когда он проснулся, Коренев сидел на стуле и смотрел в окно (в этой камере имелось даже окно, затянутое плотным прозрачным пластиком).

– Стогов, – сказал он. – У меня к вам деловое предложение.