Эйдзи Микагэ - Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 1

«Если ты сделаешь Кадзуки Хосино своим врагом, против тебя встанет бессмертный. Я!»

Я снова вспоминаю эти его слова.

— …О? Я лично направил Аю-тян?

Я слегка улыбаюсь и пропускаю его шутку мимо ушей.

— Так вот. Что если был кто-то, кто тысячу раз предложил Моги-сан совершить убийство? Не могло ли это заставить Моги-сан поверить, что другого способа нет? В конце концов, она ведь ни на кого не могла положиться, она уже почти свихнулась.

Харуаки кивает.

— Согласен, ей было бы тяжко. И это реально возможно. Ведь тот, кто с ней говорил, находился бы тоже в цикле. Его действия, его мнения не менялись бы. Вполне естественно, что он бы говорил одно и то же снова и снова. Если он один раз что-то сказал, скорей всего, сказал бы это и несколько тысяч раз.

— Все правильно говоришь. Но это была бы еще не проблема. Это скорее несчастный случай, согласен? Но смотри…

Наконец я отвожу взгляд от мрачного неба.

— …Ч т о е с л и э т о т к т о — т о с п е ц и а л ь н о в ы б и р а л с л о в а и д е й с т в и я, ч т о б ы з а г н а т ь е е в у г о л?

И — перевожу взгляд на Харуаки.

Харуаки даже под моим пристальным взглядом не выказывает признаков беспокойства.

— Мм? Но это же невозможно, да?

Его лицо по-прежнему самое всегдашнее.

— Возможно! К примеру, это было бы возможно для нас с Марией, если бы мы захотели. Короче, э т о в о з м о ж н о, е с л и р я д о м с М о г и — с а н б ы л к т о — т о, к т о п р и т в о р я л с я, ч т о н и ч е г о н е п о м н и т!

Харуаки слушает молча, не пытаясь возражать.

— Способность сохранять память — суперсила… так я всегда думал. В конце концов, естественно думать, что чем больше информации, тем лучше, верно? Только это не так. Постоянно сохранять память — значит еще и постоянно быть под ударом тех, кто ее не сохраняет, и тех, кто притворяется, что не сохраняет. Те, кто без памяти, сидят в укрытии. И могут спокойно атаковать оттуда нас, кто стоит на линии огня.

Я тоже испытал на себе такую атаку, когда девушка, которую я люблю, отвечала на мое признание словами «пожалуйста, подожди до завтра». Она, правда, не была в укрытии.

— Что если был кто-то, кто нарочно атаковал Моги-сан из своего укрытия? Кто-то, кто знал ее боль, кто сделал все, чтобы она не нашла выхода, кто приготовил для нее ответ «убийство». Если так…

— Если так, можно сказать, что этот тип управлял Касуми и был соучастником убийств, — спокойным тоном заканчивает фразу Харуаки.

Он не пытается возражать.

— Но не факт, что Моги-сан была единственной целью.

— …Да?

— Я имею в виду, она была не единственной, кто стоял на линии огня. Мы с Марией тоже. Все зависит от целей этого человека, но, возможно, нами с Марией он тоже пытался управлять. Нет… мы, возможно, уже более или менее под его контролем.

«…Не хочешь попробовать меня убить?»

Я вспоминаю кем-то когда-то произнесенные слова.

И правда, я ведь не единожды их слышал. Он говорил их мне черт знает сколько раз. Эти слова застряли у меня в голове, словно какое-то проклятье.

И это еще не все. Мне показывали трупы.

Марии признавались в любви, и ей приходилось смотреть, как другой жертвует собой ради нее.

Это все важная информация, которую я наскреб в своей обрывочной памяти. Может, были и более мелкие ловушки, которые я пропустил.

Он постоянно атаковал из укрытия, ничем не рискуя. Даже если результат выходил не тот, которого он ожидал, атаку можно было повторять неограниченное число раз.

— Если предположить, что наши действия в той или иной степени управлялись этим человеком…

Я сглотнул.

— …т о н а ш у н ы н е ш н ю ю с и т у а ц и ю о н н а в е р н я к а т о ж е с п л а н и р о в а л.

Харуаки молчит. Его лицо скрыто под зонтом, так что я не вижу его выражения.

Молчание все тянется. Звук дождя кажется странно громким. Раздается тихий голос. Сперва я не понимаю, что это, но когда напряг слух, до меня дошло — это подавляемый смех.

Харуаки сдвигает зонт и показывает лицо.

Он весело смеется, глядя на меня.

— Эмм, Хосии. Что это еще за шутка или, может, супергипотеза? Во-первых, это просто невозможно. Управлять другими не так-то легко, правда? История забавная, да. Но, честно говоря, я даже не знаю, смеяться или нет, у тебя такое серьезное лицо… погоди-ка, я же уже смеялся, ну очень это было смешно.

— Мда, думаю, я слишком окольно все это говорил.

— …Окольно? И вообще, я просто не понимаю, что этому типу нужно. Но что бы это ни было, наверняка есть более простой путь.

Харуаки по-прежнему говорит беззаботным голосом.

— Угу. Я тоже не знаю его мотивов. Поэтому я хочу спросить тебя.

— …Спросить меня?

Когда я это произнесу, пути назад уже не будет.

— Харуаки…

Но я давно уже отбросил всякое намерение отступать.

— …З а ч е м т ы н а с з а г н а л в э т у л о в у ш к у?

Нет ответа.

Его лицо вновь скрыто за зонтом.

Он ничего не говорит. Наверно, он и не собирается что-либо говорить.

— Я уже не помню, что именно было, но мы подружились вскоре после того, как я поступил в школу. И благодаря тебе я смог подружиться с Коконе и с Дайей. Думаю, если бы не ты, моя школьная жизнь была бы малость скучнее. Все благодаря тебе.

Раз он молчит, значит, говорить за него должен я.

— Мы подружились меньше года назад, но…

— Стало быть, ты хочешь сказать, что не можешь судить, могу ли я что-то подобное сделать?

Я качаю головой. Правда, Харуаки меня, скорей всего, не видит.

— Я много чего о тебе не знаю. Но кое-что я знаю абсолютно точно. По крайней мере, одно я могу сказать наверняка.

И я заявляю.

— Х а р у а к и У с у й н и з а ч т о т а к н е п о с т у п и л б ы, н е с т а л б ы з а г о н я т ь н а с в л о в у ш к у.

Наконец-то я вижу его лицо.

Харуаки смотрит на меня, распахнув глаза.

— Так что…

Наконец я это произношу.

— Так что… к т о т ы т а к о й?

«О? Да ты скрытничаешь! Подозрительно! Неужели я попал в яблочко?! Блин, я ревную! Касуми стала такая красивая!»

Такие легкомысленные слова Харуаки произнес.

Но я кое-что заметил.

У «Комнаты отмены» есть свои правила. Окружающие не замечают изменений Моги-сан. Они ничего не замечают, даже когда на ее месте появляется «Ая Отонаси». Поэтому — как? Ну как?

…Как он мог сказать, что К а с у м и с т а л а к р а с и в а я?

И не только это подозрительно.

Харуаки был «отменен».

Даже я про него забыл. Н о м н е у д а л о с ь с н о в а е г о в с п о м н и т ь.

«Я вспомнил, потому что он мой близкий друг». Так я рассуждал. Но все же: почему я смог его вспомнить, когда не вспомнил больше никого из «отмененных»?

Это всего лишь предположение, но, думаю, я не забыл его окончательно, потому что в Х а р у а к и в с е л и л с я к т о — т о е щ е.

И то, и другое не тянет на доказательства. Нет, оба аргумента дырявы, как решето.