Мюррей Лейнстер - Первый контакт

Маршалл кивнул.

— Я тоже не в восторге от этой вещи — пожалуй, ее можно назвать автомобилем. Видите у нее два сиденья?

Берроуз возмущенно возразил:

— Но это не может быть автомобиль! Даже если отбросить другие очевидные факты, он слишком мал!

— Для людей, — уточнил Маршалл.

Берроуз сглотнул и издал неопределенный звук. Они с Эпсли изо всех сил старались не думать о такой возможности. Неправильные ручки у ножей. А теперь это средство передвижения с двумя сиденьями странной формы, явно сконструированное не для человека — во всяком случае, взрослого.

Несколько секунд все трое стояли неподвижно, а затем принялись за работу. Двигателя не было видно, и они начали поиски. Однако им удалось обнаружить лишь следы коррозии — никаких цилиндров и прочих деталей. Наконец Маршалл указал на частицы ржавчины, покрывавшей блестящую металлическую ось. Между тем Эпсли увидел кое-что еще.

— Должно быть, вот он, двигатель, — предположил Маршалл, — или один из них. Тот, кто способен создать сплав, не подверженный воздействию времени, не станет использовать обычную передачу. И тогда двигатель будет располагаться там, где находится источник энергии.

Берроуз бесстрастно заметил:

— Это лишь догадка, но совершенно очевидно, что данное устройство нельзя назвать примитивным.

— Конечно! — согласился Маршалл. — О какой примитивности можно говорить после того, как увидишь эти украшения?

Неожиданно Эпсли вырвало. У остальных появилось сильное желание последовать его примеру. Вы когда-нибудь разглядывали «оптические иллюзии», которые иногда печатают в газетах? Вы смотрите на них, не замечая ничего особенного, а мгновение спустя у вас перед глазами все начинает расплываться, и вы не можете понять, на что надо смотреть. Узоры, нанесенные на блестящую поверхность металла, были чем-то похожи на такие иллюзии. Вот только у вас не начинали болеть глаза — воздействие шло на другом уровне. Линии и фигуры оставались вполне четкими. Но когда вы пытались найти в них какой-то смысл, у вас начинали зарождаться эмоциональные впечатления, вызывающие стыд — и тошноту. Это было ужасно.

— Не думаю, что их сделали люди, — рассудительно заметил Маршалл. — В конце концов, человеческой расе всегда была свойственна благопристойность, как бы часто это ни ставилось под сомнение. Ну а в тех случаях, когда человек ведет себя отвратительно, то поступает так исключительно из вредности.

— Да, это не примитивная культура, — зачем-то повторил Берроуз. — Мы столкнулись с развитой цивилизацией. Картины первобытных людей просты и наглядны. Художники никогда не пытались усилить воздействие одного цвета, используя другой. Музыка первобытных культур тоже отличается простотой. Только цивилизованный человек начинает смешивать цвета и звуки для усиления впечатлений.

А это… вызывает бурю эмоций, как и всякое искусство. Однако в данном случае для достижения максимального эффекта смешаны самые яростные и неприятные чувства. Это искусство высокой ступени развития, но оно не по вкусу людям. Существа, которым нравится такое, едва ли окажутся приятной компанией.

— Так или иначе, они мертвы, — мрачно сказал Маршалл. — Но даже один их нож принес пользу нашей цивилизации. Вполне возможно, мы разыщем и другие предметы, которые помогут нам продвинуться вперед.

— Мне все еще кажется, что лучше побыстрее убраться отсюда, — хрипло проговорил Эпсли. — Я ничего не могу объяснить, но меня преследует непонятная тревога.

Маршалл задумался. Не следует относиться равнодушно к словам ученого, который многие годы провел за исследованием вещей, принадлежавших мертвым людям. Несомненно, Эпсли обладает интуицией. Археологи — упрямые и практичные люди, но всякому скептицизму должен существовать предел. Глядя в лицо Эпсли — и хорошо зная этого человека, — Маршалл не мог просто отбросить его опасения. Это был факт. А факты необходимо тщательно взвешивать.

— Сейчас мы ляжем спать, — наконец принял решение Маршалл. — На всякий случай я поставлю пару часовых, а утром вернемся к работе. Трудно понять, как такая продвинутая цивилизация могла бесследно исчезнуть!

Ночью они неожиданно проснулись. Воздух странным образом пульсировал. Это нельзя было назвать конкретным звуком, и на вибрацию земли тоже было не похоже. Нет, пульсации возникали на таких низких частотах, что человеческое ухо не могло их уловить. Эпсли встал и вышел из палатки. У костра двое пеонов играли в таинственную игру, которая на первый взгляд напоминала кости, но по сути имела с ними немного общего. Так развлекались часовые, которые должны были — во всяком случае, пеоны думали именно так — следить за тем, чтобы хищники не напали на мулов и не утащили съестные припасы.

— Un temblor, senor, — спокойно сказал один из них. — Рего un poquito.

«Землетрясение, но совсем слабое». Эпсли знал, что это не так, но не стал возражать. Постепенно пульсации прекратились, и он вернулся в палатку. Его товарищи не спали, прислушиваясь к негромкой беседе пеонов, продолжавших игру. С белыми они говорили на вполне приличном испанском, но между собой общались на смеси испанского и отдельных выражений из языка древних майя. Беседа пеонов показалась американцам вполне дружелюбной. Один из них все время шутил и сам же смеялся. Восхищался собственным остроумием, бедняга! Маршалл даже немного позавидовал миру, царившему в душах индейцев. Слова Эпсли не шли у него из головы. Он почти разделял опасения коллеги. Эти произведения искусства… Но ведь цивилизация мертва в течение двадцати тысяч лет! Ну как она может быть опасной? И все же… тревога не покидала Маршалла.

Пока трое американцев завтракали, пульсации возобновились. Эпсли заметил это первым. Он не мог их слышать, но у него в груди возникло странное ощущение. Оно становилось все более громким — нет, это неподходящее слово. Пульсации набирали силу, пока не достигли своего пика. После чего мгновенно прекратились. Больше ничего не произошло.

— Это что-то новенькое! — заметил Маршалл. — Интересно, в чем дело?

Берроуз и Эпсли ничего не ответили. Маршалл сосредоточился.

— Послушайте! — неожиданно сказал он. — Учитывая все, в том числе и твою интуицию, Эпсли, я пришел к грустному заключению. Мы археологи, и этим все сказано. Мы обладаем поверхностным знанием вещей, как-то связанных с археологией, но не более того. Если та штука, которую мы нашли вчера вечером, является чем-то вроде автомобиля, то для его исследования требуется специалист. Мы умеем обращаться с истлевшими тканями, покрывая их парафином, я даже немного занимался электролитическим восстановлением проржавевших предметов. Но я не имею понятия, как сохранить или заново построить сложное устройство, которое находилось под землей в течение двадцати тысяч лет. Человечество не знает подобных прецедентов! Поэтому, полагаю, нам следует вернуться и пригласить сюда ученых.