Лестер Дель Рей - Звезда по имени Нора. Заповедная зона

Внезапная мысль так поразила, что Айберсон сказал вслух:

— А зачем Энди кислородная маска? Высоко нам надо подняться?

— Сколько, по-вашему, в этой горе? — спросил кто-то вместо ответа.

— Не знаю. Восемь тысяч футов, ну, может, девять или чуть побольше.

— Шестнадцать тысяч девятьсот шестнадцать, — уточнил Хенуэл. — Если округлить, семнадцать тысяч футов.

— И на какой высоте ковчег?

— Примерно футов на восемьсот ниже вершины.

— Не может быть! — запротестовал Айберсон. — Как же его туда занесло?

Один из спутников засмеялся:

— Вы еще не рассказали ему про теорию Кристи, Фрэнк?

— Не успел. — Хенуэл обернулся к Айберсону. — Сейчас объясню. Коротко говоря…

— Не надо коротко, — перебил журналист. — Мне нужны подробности. Расскажите все, как есть.

— О Всемирном потопе повествует не только Книга Бытия, — начал Хенуэл. — Подобные предания существуют, например, в Австралии, в Индии, Полинезии, Тибете и Южной Америке. Вернее, рассказы о великом потопе в древности передавались из поколения в поколение у всех народов мира. Самый подробный — шумерский эпос о Гильгамеше. Он даже обстоятельней, чем Библия, и притом во многом с ней совпадает! Так вот, мы считаем, что все эти легенды описывают одно и то же событие: грандиозное наводнение, которое произошло за четыре тысячелетия до нашей эры. Следы его первым открыл Вули в тысяча девятьсот двадцать девятом, при раскопках древнего шумерского города Ур. На глубине тридцати футов он наткнулся на слой глины. А под этим слоем опять оказались черепки и другие следы древнего поселения. Так что мы знаем: Всемирный потоп или, точнее, какой-то очень сильный потоп действительно был. Мы даже примерно высчитали его масштабы. Но как бы он ни был грандиозен, этот потоп четырехтысячного года до нашей эры все-таки не мог поднять ковчег почти на вершину Арарата.

Вот на этом и строит свою теорию Кристи. Он утверждает, что предание о Ноевом ковчеге относится к событиям гораздо более ранним. Рассказ передавался из поколения в поколение, какие-то частности постепенно менялись. А записали эту историю впервые лет через двести или триста после потопа четырехтысячного года, и тот, кто записал, украсил ее либо подробностями, дошедшими от очевидцев этого второго потопа, либо взятыми из эпоса о Гильгамеше — тогда он был уже широко известен. Так что многое из первоначальной легенды о Ноевом ковчеге оказалось утраченным.

Кристи полагает, что катастрофа, которую пережил Ной, была куда страшней потопа четырехтысячного года, — а он тоже оказался тяжким бедствием, можете мне поверить. И в этом, по крайней мере, я готов согласиться с Кристи. Ведь какая неслыханная мощь нужна разгулявшейся стихии, чтобы забросить Ковчег на высоту семнадцати тысяч футов! Но дальше Кристи начинает завираться.

— То есть?

— Сейчас попробую объяснить. Знаете вы, что такое «полумесяц плодородия»?

— Как будто знаю. Кажется, так называют колыбель цивилизации?

— Правильно: часть Среднего Востока между Нилом и долиной Тигра и Евфрата. Здесь — начало Греции, Риму, современной Европе; все истоки ведут сюда, к «полумесяцу плодородия», хотя мы толком не знаем почему. Кристи дает на это ответ. Он уверяет, что искру жизни здесь высек сам Ной. По его теории Ной был представителем какой-то очень древней цивилизации — она погибла во время катастрофы, а он чудом уцелел. Если верить доктору Кристи, Ной родом вовсе не со Среднего Востока, его родина гораздо дальше, за многие тысячи миль.

— Атлантида, что ли?

Хенуэл пожал плечами и умолк. Самолет, гудя, поднимался все выше.

— Эй, смотрите! — крикнул кто-то.

Все кинулись к окнам. Жесткая трава, которой поросли склоны внизу, сменилась зернистым льдом, он начинался на уровне четырнадцати тысяч футов и окутывал всю гору вплоть до ледяной вершины. А вот и альпинисты: отчетливо чернея на этой белизне, они гуськом, в одной связке возвращаются на ночь в свой лагерь. Один вскинул голову, мельком глянул на самолет, но никто даже рукой не помахал.

— Что-то не очень приветливо нас встречают, — удивился Айберсон.

— Да, — отозвался Хенуэл. — Как-то странно…

Его прервал треск в радиорупоре. Тесную кабину заполнил голос пилота:

— Внимание, всем приготовиться! Сейчас посадка.

И опять Айберсону перехватило горло от волнения. Как и остальные, он вытягивал шею и часто дышал. Окно запотело, он нетерпеливо протер стекло — раз, другой, третий.

И наконец — вот оно! В гиганской россыпи ледяных осколков лежит Ковчег. С первого взгляда ясно, что это такое. Хоть он и пострадал при падении, ошибиться невозможно, всем хорошо знакомы эти очертания. Даже малый ребенок узнал бы исполинскую махину, что лежит под крылом самолета, багровея в лучах заходящего солнца.

Это космический корабль.

Патрульный корабль «Солнечный океан» был всего лишь в миллиарде миль за орбитой Плутона, когда в каюте капитана зазвучал сигнал вызова. Капитан мгновенно проснулся, ощупью отыскал в темноте на ночном столике тумблер видеофона.

— Капитан слушает. Доброе утро.

— Докладывает штурман, сэр. Сообщаю показания радара.

— Что у вас там?

— Большой выброс, сэр. Препятствие по курсу, примерно за сто тысяч миль. Теперь уже сорок тысяч. Какое-то тело большой плотности, сэр.

Капитан опять пошарил на столике, зажмурился от яркого света и вскочил с постели.

— Продолжайте следить. Сейчас оденусь и приду.

Не прошло и пяти минут, как он уже стоял рядом со штурманом и разглядывал на экране локатора неяркое пятнышко света, окруженное своим собственным мирком — подобием крохотных звездочек и смутно светящихся облачков газа.

— Что-то большое и плотное, — заметил штурман.

— Очень большое и очень плотное, — самым спокойным тоном поправил капитан.

— Уник говорит, до него уже только двадцать тысяч миль, капитан, — доложил программист, сидевший у вычислителя.

Как и все новые патрульные суда, «Солнечный океан» был оснащен электронно-счетной машиной самой последней марки — Универсальным Сверх-экономичным Малогабаритным Вычислителем. Экипаж называл его любовно — Уник, и неизменная присказка «Уник его знает!» прочно вошла в обиход.

— Скомандуйте Унику на три четверти замедлить ход и готовиться к полной остановке, — распорядился капитан, не отрываясь от радара.

— Есть, сэр, слушаю, сэр, — отозвался программист.

Корабль содрогнулся от резкого торможения. Капитан ухватился за поручни, окружавшие радарную установку, потом с усилием сделал четыре шага, что отделяли его от программиста.

— Уник его исследует, сэр, — сказал программист. — Пока ничего не известно.