Кейт Лаумер - Галактическая одиссея

— Это самое, — сказал я, чувствуя, как шевелятся волосы на голове.

На Гэре 28 в меня стреляли не совсем из такого оружия, но родство не вызывало сомнения.

Я хотел знать как можно больше, но Омму не помнил подробностей. После долгих уговоров и бутылки самогона, произведенного в машинном отделении, корабельный психолог согласился опросить его под гипнозом, а казначей отыскал в списке пассажиров ксенолога. Этот не заставил себя долго уговаривать.

В состоянии гипнотического транса Омму вновь пережил подход к дрейфующему кораблю со стороны солнца. Мы последовали за ним в лабиринт внутренних помещений; мы стояли рядом, когда он взял в руки диковинное орудие убийства, потревожив останки х'иака.

Психолог трижды заставил Омму пережить эпизод, опрашивая его вместе с ксенологом; под конец тот насквозь вымок от пота. Мне казалось, я действительно побывал на брошенном корабле вместе с ним.

Ксенологу не терпелось обратно в каюту, поработать с материалом, но я убедил его дать краткое резюме.

— Корабль характерен для культуры, называемой «группа х'иак», — сообщил он. — Эхинодермы, или колючепокровные, х'иак происходят откуда-то с задворков Галактики; некоторые даже утверждают, что они пришли со звездного скопления по соседству, предположительно Малого Магелланова Облака. Немногие документированные контакты с людьми и другими высокоразвитыми расами позволяют предположить, что для менталитета х'иак характерен шизоидно-аккретивный уклон…

— Можно простыми словами? — попросил Омму.

— Шизоидно-аккретивные черты подразумевают значительную степень распада социальных механизмов, — объяснил ксенолог.

На этом он не остановился и говорил еще довольно долго. Упрощенное объяснение оказалось, на мой вкус, не лучше подробного, о чем я так прямо и сказал.

— Послушайте! — Ксенолог был маленьким, но задиристым человечком. — Вы требуете, чтобы я делал далеко идущие выводы из недостаточных данных, рискуя моей профессиональной репутацией…

— Ничего подобного, сэр! — Я постарался успокоить его, как мог. — Просто мне хотелось бы оказаться как можно лучше подготовленным — при следующей встрече…

— М-м-м… Тревожность и неуверенность в будущем, я бы сказал. Полагаю, их родной мир погиб в катастрофе глобального масштаба, вместе с большей частью населения. Что это может значить для расы, стремящейся к выживанию любой ценой, вопрос открытый. На вашем месте я бы ожидал столкнуться со сложной системой фобий: боязнь высоты, замкнутого пространства, возможен символический фетишизм… Ну и разумеется, синдром грубияна: покажите, что вы сильнее, и они подчинятся беспрекословно. Проявите слабость, и вы погибли.

Успокоившись на достигнутом, я оставил ксенолога в покое. Омму позволил мне разобрать диковинное ружье; не скажу, чтобы я много узнал о его создателях. Корабельная рутина вступила в свои права: отрегулировать деформационные генераторы, проследить за порядком, чтоб в машинном отделении все блестело… Я выиграл немного денег в тикаль, потом проиграл в рево; а в один прекрасный день, в свободное от вахт время, меня выбросило из койки. Проснулся я на полу, под вой Эврики и грохот колоколов громкого боя.

Когда я добрался до машинного отделения, затрясло до того скверно, что невозможно было выпустить поручни из рук.

— Нет связи с ходовой рубкой! — прокричал Омму.

Подобравшись к экрану интеркома, я сумел связаться с вахтенным штурманом. Размазывая кровь по лицу, он успел только объяснить, что носовая оконечность уничтожена в результате столкновения с неизвестным объектом; затем экран погас навсегда.

Новый удар бросил нас на палубу, закружившуюся, как сошедшая с ума карусель.

— Неуправляемое вращение! — крикнул я. — При таких ускорениях корпус разорвет! Всем на шлюпочную палубу — это приказ!

Я сам помог бледному как мел от внутренних травм электрику Рузи добраться — то по палубе, то по потолку — к нашей шлюпке. Дверь шлюпочного ангара была открыта, корма шлюпки снесена, а по палубе размазало какого-то несчастного… Приказав своим людям пробиваться к соседней шлюпке, я подхватил Рузи под мышки — но тот был уже мертв.

На шлюпочной палубе царило смятение. Отобрав пистолет у какого-то тощего старика, размахивавшего им без толку, я выстрелил поверх голов. Никто не заметил. Тогда, построившись в боевой порядок, мы вместе с Омму и несколькими членами экипажа пробились к соседнему ангару. Пока остальные держали на расстоянии обезумевших от ужаса пассажиров, Омму открыл дверь. Прижав уши и хлеща хвостом, Эврика не отходила от моих ног.

— Построй-ка их по порядку! — приказал я Омму. — Кто будет лезть вперед, пристрелю! — пообещал я.

Спустя две секунды обещание пришлось исполнить. На меня бросился разъяренный бык не меньше двухсот фунтов весом, но стоило мне прострелить в нем дыру, остальные проворно отступили. В шлюпку, рассчитанную на пятьдесят пассажиров, набилось уже восемьдесят семь человек, когда по коридору пронесся огненный смерч. Омму едва успел втащить меня внутрь; я рухнул прямо на колени толстой женщины и рыдающего, как ребенок, мужчины средних лет. Мимо прошмыгнула Эврика, и люк закрылся. Пробравшись вперед, я опустил большой красный рычаг, и после чувствительного пинка навалилась тошнотворная невесомость. Мы покинули пусковую шахту и были теперь предоставлены сами себе.

На небольшом экране в крошечной, два на четыре фута, пилотской кабине медленно, как гигантский бумеранг, вращался изуродованный корпус корабля. Мелкие обломки лениво разлетались по спирали, вдоль разрывов обшивки сверкал огонь — там где перебитые трубопроводы выбрасывали в пространство химическое горючее и окислитель. На моих глазах отвалилась корма; наружу выплеснулась новая волна мелких обломков и крохотных человеческих фигурок, лопавшихся в вакууме, как мыльные пузыри. Затем полыхнуло в центральных отсеках, и, когда дым рассеялся, не осталось ничего, кроме раскаленного фрагмента кормы и медленно расширяющегося облака пыли.

— Еще какие-нибудь шлюпки стартовали? — спросил я.

— Я не видел, Билли…

— Пять тысяч человек!.. Пять тысяч человек было на борту этой шаланды! — не выдержал я, — Не могли же только мы остаться!..

Я будто думал воскресить погибших, убедив Омму, что такого не могло случиться.

— У нас здесь раненые, — сообщил механик по имени Лас, с трудом просовывая голову в кабину. — Кто-нибудь скажет, где мы?

Ближайший мир — Сиок. Код — голубой, что значит — необитаемая и непригодная для жизни планета. Навигационный экран действовал исправно…

— Один маяк, и только, — сказал Омму. — Большая сосулька. Мы проверили все как полагается. В радиусе светового года ничего лучше.