Игорь Росоховатский - Законы лидерства [Журнальная версия]

Наконец он тоже заметил удивлённые, насмешливые, а иногда и подозрительные взгляды, снизил на полтона голос:

– Кстати, если бы мы не валили все трудности в кучу «пережитков», а говорили правду, легче было бы и бороться с ними. «Говори откровенно, и лжец от тебя убежит», как сказал английский поэт Уильям Блейк. – Когда мы входили в полосы света от фонарей, становились резче усталые морщины у его рта, у глаз… – …А мы с вами, Пётр Петрович, залезаем внутрь механизмов Первой программы да ещё пытаемся переделать их, приспосабливая к своим, человеческим целям. Поэтому нам надо быть ой какими хитрыми и терпеливыми. А самое главное – дальновидными. Ибо госпожа природа не всегда прощает такое вмешательство… – Вдруг озорно подмигнул мне: – Мы же всё равно будем вмешиваться. Нас мёдом не корми, только дай вмешаться, покопаться в себе. Да и ничего другого нам не остаётся…

Он поправил шарф на шее, и Таня сказала:

– Не просту́дитесь, Виктор Сергеевич? Всё-таки сегодня на улице холодно.

Как в каждой женщине, в ней жило одно из прекрасных проявлений Первой программы – инстинкт материнства, и она покровительственно относилась к мужчинам. Но Виктор Сергеевич, наверное, по-своему понял её слова, потому что сразу же, взглянув для приличия на часы, заспешил, попрощался и почти на ходу вскочил в троллейбус.

А мы в тот вечер ещё долго гуляли по заснеженному проспекту Науки. Набрякшее небо висело низко, облака казались следами босых ног на тёмно-зелёном льду. Под ногами потрескивала снежная парусина. Ветер менялся, становилось теплее. Постепенно менялось и небо, превращаясь в синюю стеклянную чашу.

– Откуда вы знаете домочадцев академика? – спросил я.

– Училась с его дочкой в одной школе, – отчего-то смутившись, неохотно ответила Таня и поспешила спросить: – А почему Виктор Сергеевич пришёл с вами в виварий? Специально ко мне?

Пришлось рассказать о вчерашнем разговоре и о том, как сегодня неожиданно академик появился в лаборатории.

Мы заговорили о своеобычности Виктора Сергеевича.

– Это своеобычность гения, – утверждала Таня. – Даже то, как он исправляет свои ошибки, как не боится уронить свой авторитет.

– Так должны поступать все люди, Таня. Исключение должно стать нормой.

– Должно? – насмешливо произнесла она. – А когда станет? Одни не хотят поступиться гордыней, а другие боятся потерять её. Ведь их авторитет держится на довольно хрупком фундаменте. Только такой человек, как Виктор Сергеевич, может позволить себе не считаться с условностями. А много ли таких?

– Точно таких очень мало. Но тех, кто поступает так же, гораздо больше. Не обязательно быть гением, чтобы поступать честно.

– Он не просто честный человек, а директор крупнейшего института, где собраны значительные умы. Чтобы управлять ими, надо быть умнее их всех…

– Или честнее. Или добрее. Или терпимее. Или лучше владеть собой. Или, или, или… Понимаете?

– Не согласна, – сказала Таня и качнула помпоном на шапочке. – По отдельности ни одно из названных качеств не даст решающего преимущества. А если они сами не признают его над собой? Он не сможет здесь руководить…

Я смотрел на её губы, как они выпячиваются, и на них то появляются, то исчезают крохотные морщинки. Я слишком долго смотрел на её губы, и мне расхотелось спорить.

– Ладно, – сказал я. – Может быть, вы и правы.

Она удивлённо вскинула ресницы, на которые налипли снежинки, и уставилась на меня. И я не осмелился её поцеловать.

Ранние сумерки занавесили окна. Сквозь черноту чуть пробивались светлые точки – то ли далёкие фонари, то ли звёзды. Таня помогала мне сверять таблицы. С улицы донеслась сирена «скорой помощи». Я подумал: «Сколько несчастий случается в большом городе ежесекундно…»

По коридору затопали тяжёлые шаги. К ним присоединились другие, третьи… Бежало несколько людей. Таня вскочила, распахнула дверь. Донёсся чей-то запыхавшийся голос:

– В виварии несчастье!

«Охранники!» – подумал я и невольно бросил взгляд на часы: половина седьмого, рабочий день закончился полчаса назад. Очередная кормёжка животных – через полтора часа. Кто же там сейчас оказался?

– Таня, ну что вы застыли у двери? Пойдёмте в виварий.

Она повернула ко мне мёртвенно-бледное лицо:

– Да, да, идёмте. Быстрее!

Вспомнились её тревожные слова о предчувствии. Что там могло произойти?

Я побежал бы, если бы не Таня. Она еле шла, прижимая руки к груди. С улицы опять ворвался вой сирены, завибрировал где-то под потолком.

В тамбуре толпились люди. Вера, Николай Трофимович, дежурные математики из вычислительного центра. Я услышал: «Виктор Сергеевич…» – и, растолкав людей, пробрался в виварий. За мной неотступной тенью следовала Таня.

…Он лежал в луже крови недалеко от клетки Опала, подогнув ногу и вытянув руку вперёд. Из-под полы белого халата виднелся серый костюм, знакомый мне уже лет пять… На его голову страшно было смотреть. Врач «скорой помощи» что-то говорил санитарам. Из тамбура прозвучал негромкий властный голос:

– Пропустите, пожалуйста.

Несколько человек гуськом прошли в виварий. Один из них, в милицейской форме, остановился, повернулся лицом к тамбуру и предостерегающе поднял руку:

– Кто может дать показания, останьтесь. Остальных прошу вернуться в свои комнаты, но из института пока не выходить.

Я не был уверен, что смогу «дать показания», но остался. Таня – тоже. Она стояла рядом, прислонившись плечом к моей груди, опустив голову, чтобы не смотреть «туда». Я чувствовал, как дрожит её плечо, и боялся, что она сейчас упадёт.

– Кто может сказать, почему директор оказался здесь? – спросил высокий мужчина, расстёгивая пальто и доставая ручку. Сросшиеся на переносице густые брови и горбатый нос придавали ему диковатую суровость.

– Виктор Сергеевич собирался понаблюдать за подопытными шимпанзе, – сказал я.

– Он часто это делал? – Глаза мужчины уставились на меня, словно сфотографировали. И тут же он представился: – Следователь Шутько. Михаил Георгиевич.

Я тоже назвал себя и сообщил ему, что Виктор Сергеевич приходил в виварий не реже раза в неделю, если не был в отъезде.

– Это во время вашего дежурства произошло несчастье с обезьяной? – быстро спросил следователь, и взгляды его коллег тоже обратились ко мне.

Сразу стало неуютно, неловко, даже бросило в пот. Таня настороженно выпрямилась.

– Да, – сказал я, удивляясь, кто ему успел сказать.

– Несчастье случилось в том же отделении вивария?

– Да.

– А когда вы узнали, что директор собирается сегодня прийти сюда?

– Позавчера вечером. Виктор Сергеевич сказал, что зайдёт в виварий, но не уточнял когда.

– Очень удачно, что вы сейчас здесь, – продолжал следователь Шутько, – и объяснили нам, почему директор оказался в виварии после работы. – Он отвёл взгляд и спросил как бы походя о чём-то второстепенном: – А вы сами, наверное, часто задерживаетесь?