Кирилл Бенедиктов - Миллиардер. Книга 3. Конец игры

— «Земля-2» была атакована американской атомной подводной лодкой типа «Огайо». Вас заманили в ловушку и уничтожили американцы. Никаких подводных баз в районе Северного полюса нет. Это была ловушка американцев. Вы не видели никаких нацистов.

И что-то тяжелое опускалось из-под потолка и давило на мозг — мягко, но очень сильно.

В глаза бил яркий свет, а когда Андрей зажмуривался, то с внутренней стороны век проступала фигура раскинувшего крылья орла.

Орел парил в кровавом небе, могучий и грозный, как свергнутый Люцифер. Он вызывал у Андрея смутную тревогу, хотя понятно было, что это всего лишь галлюцинация. Что-то такое он читал когда-то, кажется, у модного в пору его юности Кастанеды — Орел, пожирающий души, то ли бог, то ли некое метафизическое начало в космогонии мексиканских индейцев… От Орла шла волна энергии — густой, плотной, жаркой, как лава. Сопротивляться ей было почти невозможно, это вызывало острую, почти нестерпимую боль, выжигавшую мозг. Но не сопротивляться Андрей не мог.

Это было странное ощущение: словно бы в его теле поселился кто-то еще, перехвативший все рычаги управления. Гумилев бы уже давно сдался и позволил Орлу проглотить себя — он надеялся, что на этом пытка, терзавшая его мозг, закончится, — но что-то ему мешало. И он боролся, боролся до тех пор, пока вырвавшаяся откуда-то из-под черепа вспышка белого пламени не сожгла страшную крылатую тень…

…И не бросила Андрея в бездну забвения.

В себя он пришел уже в этом обшитом стальными плитами зале.

— У вас очень высокий порог сопротивляемости, — сказала старуха. — И в этом ваша трагедия.

Андрей остановившимися глазами смотрел, как грязно-белое, мерзкое даже на вид вещество входит в вену Маруси.

Маруся закричала.

Гумилеву показалось, что он сейчас снова потеряет сознание. Слышать крик дочери было невыносимо, и обморок мог бы сойти за избавление. Трусливое, эгоистичное избавление — ведь боль, которую испытывала Маруся, не уменьшилась бы от того, что ее отец свалился без чувств. Но даже в этом ему было отказано.

— Не надейтесь, — скрежетнула зловещая старуха, кривя бескровные губы. — Вы досмотрите все до конца. Это станет гарантией вашего послушания.

— Что вам от меня нужно? — проговорил Андрей сквозь стиснутые челюсти.

— Вы все узнаете. Со временем.

— Папа! — кричала Маруся. — Папочка! Мне больно!

— Прекратите! — Гумилев безуспешно пытался напрячь мышцы, чтобы вырваться из рук своих конвоиров. — Я сделаю все, что вы хотите! Только перестаньте мучить ребенка!

— В каждом русском сидит маленький Достоевский, — усмехнулась старуха. — Я не ошиблась в вас, господин Гумилев.

Она произносила эти слова нарочито медленно, наслаждаясь страданиями Маруси и еще больше — муками Андрея.

— Хватит! — Он лихорадочно соображал, каким образом можно заставить эту жуткую старуху прекратить пытку. — Если вы не прекратите немедленно, то ничего от меня не получите! Я же нужен вам живой, не так ли?

— Что же вы сделаете, господин Гумилев? Каждое ваше движение контролируется.

— Слышали о японских якудза? — В отчаянии он был готов ухватиться за любую соломинку. — Знаете, что они делают, когда попадают в руки врагов?

Усмешка сошла с лица его мучительницы.

— Вы собираетесь откусить себе язык? Вряд ли у вас это получится…

— Если не прекратите пытать мою дочь, — твердо сказал Андрей, — увидите сами.

Что-то в его голосе убедило старую ведьму. Она махнула рукой, и блондинка в халате выдернула иглу из вены Маруси.

— Ребенку еще какое-то время будет больно, — предупредила старуха. — Сколько вы ввели, доктор Зоммер?

— О, сущую ерунду, рейхсфюрер, — с улыбкой ответила блондинка. — Меньше четверти кубика.

— Значит, боль будет ощущаться еще примерно полчаса. Полагаю, вы уже поняли, что в моих силах причинить вашему ребенку какую угодно боль. Это было предупреждение.

Маруся рыдала, щеки ее блестели от слез. Державшие ее нацистки не обращали на ее плач никакого внимания, они даже не смотрели на девочку, и это равнодушие было страшнее всех угроз рейхсфюрера.

— Уведите дитя, — распорядилась старуха. — В ближайшие полчаса ничего нового от нее ожидать не стоит: сплошные вопли и сопли. А с вами, господин Гумилев, мы поговорим.

У нее была странная манера вести переговоры, но Андрей был не в том положении, чтобы диктовать свои условия. Уже то, что ему удалось заставить ее прекратить издеваться над Марусей, было чудом.

— Кто вы? — спросил он, когда плачущую и упирающуюся Марусю вывели из комнаты. — Откуда вам известно мое имя?

— Я — рейхсфюрер СС Мария фон Белов, — в голосе старухи лязгнул металл, — правитель Четвертого Рейха. Господин Гумилев, мне известно не только ваше имя, но и имя вашей пропавшей жены, вашей нынешней любовницы, человека, отвечающего за вашу безопасность, и многих, многих других окружающих вас людей. Не стану скрывать: я уже давно присматриваюсь к вам и вашей корпорации.

Она обвела рукой металлические стены комнаты.

— Мы с вами в самом сердце Четвертого Рейха. Отсюда я могу управлять людьми и могущественными организациями на всех континентах. Большинство этих людей служат Четвертому Рейху из идейных соображений или за деньги. Вам, насколько я понимаю, деньги не нужны, а идеи национал-социализма вряд ли вам близки.

— Вы удивительно догадливы.

— Благодарю. С другой стороны, вы представляете для Четвертого Рейха значительный интерес. Вы — один из богатейших людей России. Ваша корпорация инвестирует огромные средства в развитие новейших технологий. И наконец, вы пользуетесь доверием политического руководства вашей страны.

— Хотите использовать меня как посредника на переговорах? — хмыкнул Андрей.

Мария фон Белов удивилась.

— Посредника? Нет… это было бы чересчур рискованно. Ни ваше руководство, ни Администрация США, ни правительство какой-либо другой страны, за исключением, может быть, Северной Кореи, не станет вести переговоры с Четвертым Рейхом, несмотря на несомненные выгоды взаимного сотрудничества. Тут не поможет даже ваш авторитет. Вы слышали, возможно, о падении летающей тарелки в ЮАР в середине восьмидесятых годов?

— Какая-то газетная утка.

— Не совсем. То, что журналисты назвали «летающей тарелкой», было на самом деле торсионным винтолетом Четвертого Рейха. Он был сбит ПВО ЮАР после того, как переговоры одного из моих эмиссаров с Питером Ботой закончились неудачей. Не по вине Бота. На него слишком давили израильтяне — их разведка почти установила наше местонахождение, пришлось прикончить их премьер-министра, это несколько охладило их пыл.

— Насколько я помню, Рабина убил еврей-ортодокс.