Андрей Силенгинский - На килограмм души (сборник)

Разумеется, я снова вызвал такси. Солнце давно перевалило за верхнюю точку и жара заметно спала, но… К хорошему быстро привыкаешь. Клятвенно пообещав себе завтра же обязательно на чем-нибудь сэкономить, я набрал номер таксопарка.

Внешний вид школы подтвердил мнение о том, что профессор Вишневский не хочет привлекать к своей персоне чересчур много внимания. У самой городской черты, среди убогих частных домишек, стояло одноэтажное здание из серого кирпича. Когда-то оно было покрашено, но сейчас я бы не рискнул предположить, в какой именно цвет, настолько это было давно. Какой-то светлый, пожалуй. Белый, желтый, кремовый… Деревянная облупившаяся дверь – еще не прикасаясь, я готов был поспорить, что она скрипит, – и скромная вывеска, которую невозможно прочесть с более чем десятиметрового расстояния.

Такси остановилось ближе, и водитель надпись все-таки прочитал. После чего посмотрел на меня с какой-то жалостью, что ли. Действительно, все это выглядело очень… Что-то вроде какой-то мелкой секты, еще не разжиревшей на своих глупых жертвах или группы апостолов шарлатана, издевающегося над подлинной восточной медициной. Что из этого ближе к истине, мне и предстоит понять.

На мгновенье мне показалось, что таксист хочет что-то мне сказать. Не то отговорить от посещения этой «секции», не то из жалости отказаться от оплаты. Но нет. Деньги он аккуратно спрятал во внутренний карман, а учить меня жить не стал. Правильно, наверное. Или все-таки нет?

Я пожал плечами в ответ на этот мысленный вопрос и захлопнул за собой дверцу «шестерки», которая тут же снялась с места, словно водителю было неприятно здесь находиться. Ерунда, конечно. Человек спешит заработать денег, а на окраине города делать ему особенно нечего. Все просто и понятно. Слишком часто обыденным и банальным вещам мы пытаемся подобрать какое-нибудь тонкое психологическое объяснение. В девяти из десяти случаев обманываемся, но того единственного, в котором оказываемся правы, нам достаточно, чтобы продолжать свои мудрствования и считать себя знатоками человеческой природы.

Потянув на себя дверь, я чуть не получил ею по лбу. И с трудом удержался от смеха. Дверь я дернул чересчур сильно, убедив себя, что открываться она будет чрезвычайно туго. А петли были отлично смазаны, действовали легко и плавно. Разумеется, дверь не скрипела. Ну что, будем видеть в этом некий символ, какой-то глубоко скрытый смысл или ну его к черту?

К черту, решил я и прошел по коридору. Изнутри здание тоже не выглядело особо роскошно, однако такого удручающего впечатления, как снаружи, не производило. Ремонт здесь делали, не дорогой, не слишком современный, зато аккуратно и недавно. В общем, определенный уют, некая даже домашность чувствовались. Как в хорошем, хотя и не элитном детском садике, пришла мне в голову неожиданная аналогия. Не могу сказать, что постоянно посещаю дошкольные учреждения.

Долго рыскать по коридору мне не пришлось. Во-первых, коридор был недлинный и хорошо освещен, во-вторых кабинет директора секции располагался в двух шагах от входной двери. В мои планы не входило изображать из себя шпиона, тайком подглядывая за занятиями, поэтому я вежливо, но решительно постучал в обитую рейками дверь.

– Войдите! – немедленно отозвался мягкий мужской голос.

Я вошел.

Кабинет вполне мог принадлежать какому-нибудь очень мелкому муниципальному начальнику, вроде заведующему домоуправлением. Тот же недорогой ремонт, что в коридоре, выкрашенные в голубоватый цвет стены, побеленный потолок. Книжный шкаф, наполовину заставленный какими-то потрепанного вида книжками. Для полноты картины не хватало какого-нибудь вымпела и портрета президента на стене. А вот стол, наверное, видел еще портреты Брежнева. За столом – пожилой мужчина в очках. Так вот ты какой… а, впрочем, он ли это? В интернете фотография профессора мне не попадалась.

– Станислав Янович? – наполовину войдя в кабинет поинтересовался я.

– Да, это я, – для пущей уверенности Вишневский несколько раз покивал головой. – Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь.

Кресло, на которое указал мне профессор, явно знавало лучшие времена. Однако, вопреки опасениям, мой вес оно выдержало с честью, издав только один-единственный жалобный скрип.

Я представился, назвав журнал, в котором работаю. Не надо было иметь особую проницательность, чтобы заметить, что это название вовсе не пустой звук для Вишневского. Интересно… Кстати, когда я предполагал, что профессор повредился рассудком на старости лет, я был совершенно не прав. Человеку, сидящему напротив меня, нельзя было дать больше пятидесяти пяти, максимум шестидесяти лет. Следовательно, двенадцать лет назад ни о каком маразме речи идти не могло.

– Эх, рановато… – Станислав Янович непритворно вздохнул.

– Что, простите? – я навострил уши.

– Рановато, говорю, пресса на меня вышла, – пояснил профессор. – Через пару месяцев бы… Ну, да что уж теперь – не гнать же вас, верно?

Профессор несколько фамильярно подмигнул, а я, пожав плечами, выразил свое полное согласие – действительно, гнать меня не стоит. Бесполезно потому что.

– Я вам вот что предлагаю. – Вишневский посмотрел на наручные часы. – Сейчас у нас как раз занятие в младшей группе идет, очень, кстати, важное занятие, пойдемте, глянем. После этого у нас с вами разговор лучше будет складываться. Согласны?

Я не очень понял, с чем я должен быть согласен – идти смотреть на занятия или с тем, что после этого разговаривать будет лучше. Не заморачиваясь этими деталями, я кивнул, соглашаясь сразу со всем.

Вслед за профессором я прошел в конец коридора. Вишневский тихонько толкнул дверь, которая оказалась не заперта и, обернувшись ко мне, приложил палец к губам. Однако я все-таки спросил, правда, шепотом:

– Разрешите сделать несколько кадров?

Профессор закивал головой и даже рукой махнул: пожалуйста, мол, сколько угодно. Я достал из портфеля цифровую камеру, одновременно приведя в действие кое-что из содержимого портфеля. Ловкость рук и никакого мошенничества…

Только после этого я осторожно заглянул в помещение. Что-то вроде школьной классной комнаты, метров шесть на двенадцать. Полное отсутствие мебели, на стенах – какие-то плакаты без подписей, похожие на детские рисунки. Некоторые из них изображали карикатурных человечков, другие – что-то для меня непонятное.

Семеро детей в возрасте от четырех до шести, наверное, лет, раскрыв рты, слушали молодого человека в джинсах и толстом свитере. И не жарко… Впрочем, в «классе» стояла приятная прохлада. Кондиционеры? Да, Бог с ними, послушаю лучше учителя.

– … И вот теперь мы уже совсем-совсем готовы к тому, чтобы подняться в воздух. Тот шар, который мы приготовили… Все приготовили шар? – согласное гудение в ответ. – … Вот, этот шар мы резко, очень быстро роняем вниз. Прямо к своим ногам.