Иэн Уотсон - Голос Деревянного моря

— Возрождение петушиных боев с использованием крупных птиц и жокеев было твоим самым удачным предприятием. Вдохновение юности, — подбодрила Лилл.

— Мои более поздние идеи тоже совсем неплохи. Как насчет... — напомнил было я.

— Давай не будем, — оборвала спутница. — Сейчас ты размышлял о возрождении древнего напитка абсента, обладающего эффектом привыкания.

— Верно, и о Синдикате.

— Лис, нам незачем думать о Синдикате. Синдикат предпочитает не привлекать к себе внимания!

А потом я услышал мягкие баюкающие слова колыбельной.

Утром я вновь позавтракал перегноем — на сей раз его вкус напоминал овсяную кашу — и сладкой молочной жидкостью, которая не имела никакого отношения к коровам. Обслуживал меня Птенчик. Ма Хозяйка, не торопясь, наводила порядок за стойкой, бросая на меня задумчивые взгляды — наверное, размышляла о том, побывала ли у меня ночью Булочка и каковы результаты нашей встречи.

Я улыбнулся.

— Ваша замечательная дочь заслуживает достойного мужа. Разве вы не будете скучать, если им окажется звездный моряк?

— Нет-нет, — покачала головой Ма Хозяйка. — Главное, чтобы Булочка была счастлива.

Похоже, я правильно оценил ситуацию. Булочка пыталась соблазнить и других межзвездных торговцев, но они находили ее слишком простодушной. Или ночевали в своих челноках. Или я был ее последним шансом.

— Ма Хозяйка, если Булочка покинет Райскую бухту, что станет с «Домом у моря»? Птенчик сможет дергать за веревочки?

— Вы заметили, что веревочка связала язык моему мальчику! И хотя он получит хорошее наследство, ему трудно общаться с девушками. И все же я не теряю надежды.

— И я тоже рассчитываю поскорее выйти в море. Мне необходимо вернуться к звездам с достаточным количеством листьев — пока их не унес ветер. А когда я покину вашу планету, кто знает, возможно, я улечу не один? Но только в том случае, если мне будет сопутствовать успех! Неудача оставит меня в долгах...

— Осторожнее, — услышал я предупреждение Спутницы.

— ...перед Институтом ксеноботаники на Мондеверте. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете?

— Вам следует встретиться с Хранителем Света.

— В космопорте мне сказали то же самое.

— Только не с Хозяином Порта — он повинуется Хранителю.

— Может быть, мне следует захватить с собой подарок для Хранителя?

— Нет-нет, он получает все, что ему нужно, от города.

Какая жалость! Остается рассчитывать на собственное красноречие.

Когда я добрался до маяка, Хранитель был чем-то занят в Райской бухте — до самого полудня, как известил меня его мускулистый молодой помощник. Я прогуливался вдоль берега деревянного моря и разглядывал корабли. Матросы потихоньку готовили суда к выходу в море. Я хотел наведаться к своему челноку, но потом решил, что это будет бесполезной тратой времени. Мимо проносились гонимые ветром оранжевые и алые листья, то опускаясь, то вновь вздымаясь ввысь. Интересно, а что будет, если начнется гроза с громом и молнией? И молния ударит в одно из многочисленных скоплений смолы, а потом разгорится пожар? По-видимому, в море не бывает гроз. Какое-то неизвестное мне явление мешает образованию крупного электрического заряда в облаках, равномерно распределяя его и исключая вспышки молнии. К тому же я ни разу не заметил, чтобы небо затянули тучи — ветер нес лишь перистые облака.

Так стоит ли удивляться, что здесь никто не курит? Легко представить себе, что произойдет, если матрос выбросит за борт горящий окурок или вытряхнет табак из трубки. У меня перед глазами возникла картина полыхающего деревянного моря... вот стена огня стремительно приближается к берегу...

Нет, чушь какая-то! Морские путешествия начинаются только после того, как ветер унесет почти всю листву на берег.

— А что если кто-то по злому умыслу подожжет листья, пока они в море? Или само море прямо из челнока? — подкинула мысль Лилл.

Какая ужасная мысль!

— Если бы ты собрал достаточно образцов листьев, пожар помешал бы всем желающим получить доступ к местным запасам супертуйона, после того как абсент войдет в обиход, станет общеизвестен, и наши конкуренты сообразят, где мы его раздобыли.

— Лилл! Планета сгорит. Даже если земля и города не пострадают, люди умрут от жара и дыма. Но даже если они не погибнут, как им жить дальше? Ты шутишь!

— Конечно, шучу. Просто стараюсь чем-нибудь занять твои мысли, чтобы ты не скучал.

Я смотрел на Недосягаемого и размышлял, не предложить ли ему в качестве блефа фантазии Лилл: если я не получу образцы листьев, то никто и никогда их вообще не увидит. В общем, гляди в оба.

Пауза затянулась секунды на три, поскольку мы как раз глядели в оба — причем с вершины маяка. Сколько времени потребуется моему телу, чтобы долететь до земли, если его сбросит вниз мускулистый помощник Хранителя? Мысль о собственной скорой гибели помешала мне высказать вслух свои угрозы — вот если бы я сначала задраил люк челнока и обратился к менеджеру космопорта по громкой связи, тогда другое дело. Но тут я вспомнил о мономолекулярных пилах.

Нет, это не мой стиль!

— Иногда приходится применять самые жесткие методы, — не унималась Лилл.

— Нельзя угрожать сжечь целую планету ради производства выпивки! Даже очень дорогой! — парировал я.

— Послушайте, господин Недосягаемый, — начал я изобретательно лгать, — в моем мире довольно жесткие законы. Если человек не добивается поставленной цели и огорчает своих спонсоров, он должен покончить с собой вполне определенным способом. — Я говорил так, словно цитировал свод планетарных законов Монтеверте. Едва ли кто-нибудь на Черводреве имеет доступ к гипербиблиотеке, чтобы проверить мои бредни. Я воодушевился еще сильнее: — Институт ксеноботаники потеряет деньги и реноме. И я буду вынужден взрезать себе живот при помощи жесткого листа с планеты Сириан.

На лице Хранителя появилось беспокойство:

— Суровый закон!

— Поскольку у меня есть некоторые оправдания, мне разрешат применить местную анестезию.

— Все равно жестоко. Как может институт терять ученых?

— Вы слышали про П-или-П?

— П — значит предложение? Или это какие-то символы?

— Осторожно. Он совсем неглуп.

— Нет. Публикация или Погибель. Это закон для ученых, доведенный до абсурда на Мондеверте. Многие стремятся заполучить хорошую должность, но число вакансий весьма ограничено. Институт неукоснительно следует принципам Дарвина в распределении выгодных постов. Так что меня ждет смерть.

— А как насчет побега? — предложил он.

— Я не смогу перенести бесчестья! Стать отверженным ученым — никогда!

Недосягаемый помрачнел еще сильнее. Я почувствовал удовлетворение — идея сработала.