Николай Нагорнов - Вечная Любовь

- Ладно, друзья, хватит шуметь. Нам необходимо решить массу вопросов.

Ее голос тонет в шуме толпы. Настя ударяет кулаком по столу:

- А ну замолчите, скотины! У меня от вас мозг болит! Как начну по одному выкидывать, и без родителей не появитесь.

Последние слова прогремели в гробовой тишине, Настя крутит головой, вздыхает, улыбается:

- Что за люди-звери... По-человечески с ними говоришь - звереют, скотами обзовешь - людьми становятся. Эх, тоска же с вами со всеми зеленая...

Настя помолчала и расслабилась:

- Итак, сообщаю радостную новость: наш Андрей Орлов на областной олимпиаде по математике занял второе место.

- Ура, товарищи! - выкрикнул кто-то.

- Выходи, Орлов, получи заслуженную награду.

Настя жмет руку. Вручает грамоту и томик Лермонтова. Аплодисменты.

- Мало ему, выскочке... - чей-то голос с последних рядов.

Да, конечно, не кто-то один так думает... Но всякий, кто одарен хоть одним талантом, не хочет и не может быть посредственным человеком. И надо привыкать заранее: видимо, всегда и везде кто-то впадет в зависть, кто-то - в ехидство, кто-то - в недоверие... Все это в порядке вещей, в конце-то концов... Всегда так было и везде. А люди, ничем не одаренные, и так несчастны: их жизнь скучна или тяжела, они не способны восхищаться совершенством красивой формулы и шорохом листопада, полифонией Баха и композицией пейзажа. Они несчастны. Простим их великодушно.

Они живут только в одном этом сером мире. Когда на самом деле миров так много. И каждый мир по-своему чудесен и удивителен.

Но почему почти все вокруг живут по такой странной логике? Что это за союз молодежи, если в него должны вступать все поголовно, и никаких других союзов нет? И если поголовно, то он не добровольный, а принудительный, но почему никто об этом не скажет вслух? Потому что вся страна ведет идеологическую борьбу... Но что-то не то в этой борьбе... Почему надо защищать самые прогрессивные на планете идеалы какими-то странными умалчиваниями и логическими противоречиями? Но при этом в таких противоречиях обвинять средневековых инквизиторов?

А сейчас "Голос Америки" рассказывает про какого-то академика Сахарова, который вдруг почему-то отказался работать, и непонятно что с ним случилось дальше, и кому тут верить... Или какой-то Солженицын пять лет назад сбежал на Запад и оказался литературным власовцем. Но если уж он такой незначительный человек, то почему о нем было столько статей и карикатур, и за что ему дали как будто бы Нобелевскую премию?

И что же, в конце концов, за расхождения с Китаем при одной и той же идеологии?

Это какая-то система параллельных миров:

Мир-I: мир гигантов духа Суперстены.

Мир-II: там все торжественно клянутся, заверяют, агитируют и пропагандируют, возвышенно обещают выполнить и перевыполнить, догнать и перегнать, борются за передовые идеалы с буржуазной идеологией и развенчивают...

Мир-III: неизвестный и непонятный мир Запада, где "Битлз" поют с кассеты астронавтам экипажа "Аполлон" на лунной орбите, президент приносит присягу на Библии, папа Римский пишет энциклики на компьютере, и никто в этом не видит никакого противоречия, где какие-то триллеры и террористы взрывают секс-бомбы, миллиардеры колятся наркотиками, а рыцарские ордены собираются в последний крестовый поход...

Мир-IV: вот он вокруг, заколдованный серый мир каждого дня.

А параллельные миры, как известно из евклидовой геометрии, никогда и нигде не пересекаются.

В конце концов, верить надо своей интуиции и логике. Иначе из всех этих логических ловушек никогда не выбраться... Да и не заниматься же политикой и идеологией профессионально. Кто-то должен при этом и на рояле играть, и новые компьютерные языки разрабатывать.

Если родиться лет 200 назад, учиться бы тогда в Царскосельском лицее... Нас посещал бы Государь Император и отечески благословлял... Лучшие профессора и академики уводили бы нас в мир греческих мудрецов и римских героев, возвышали бы наши мысли немецкой классической философией, а чувства итальянской живописью и музыкой... латынь... греческий... "Аве, Цезарь, моритури те салютант!"

- Ребята, а теперь переходим к образу Печорина, - напомнила о себе Настя.

Да, конечно, можно и сразу ответить, не читая: Печорин, товарищи, был далек от народа, марксизм не признавал, революцию не принял, в коммунизм не верил, а вот если бы его на БАМ, да с Толмачом подружить, он бы, глядишь, перековался и в комсомол вступил, не то что этот несознательный Орлов.

А с княжной Мери комсомольскую свадьбу устроить в палатке, они бы передовиками производства стали и боролись бы за эффективность и качество в свете решений XXV съезда КПСС вместе с прорабом Максимычем.

Глава 3

Видеофантом

А сейчас - достать томик Лермонтова и оказаться там... в долине реки, текущей среди летних скал, в немыслимой тишине, где Арагви и Кура... или там, где у берега моря чинара стоит молодая... и беззвучно колышутся листья от ветра.

Поручик Лермонтов, мне ли не понять Вас? Вы искали всю свою жизнь ее, что приходит лишь раз, и не находили. И теперь мы просто будем мечтать вместе, мы просто представим себе, как эта дверь открывается и...

Вы появитесь, Долгожданная и Неожиданная, и двое телохранителей будут сопровождать Вас следом... Вы, изящная, высокая, грациозная, медленно поплывете сквозь падающие из окна лучи мягкого послеполуденного солнца, слегка покачиваясь, и движения Ваши плавно переливаются одно в другое, легкая тень улыбки пробегает и скользит, походка невесома и воздушна, неведомый аромат разливается пульсирующими волнами вокруг и кружит, кружит голову, золотистые локоны ниспадают каскадом на Ваши плечи - словно склонившийся тюльпан, и Вы медленно оглядываетесь на меня, огромные карие глаза в поллица, а взгляд погружен внутрь... Лик принцессы - плавные линии, прямые и ровные, словно из-под резца Фидия, сходятся треугольником...

Что это?

Перегрелся вчера на олимпиаде? Кабинет плывет перед глазами, словно в глубоком головокружении...

Откуда Вы, Фея?!

Но Вы, в легкой неуверенности оглядывая собравшихся, подходите к столу. Античный выточенный профиль. Оборачиваетесь к телохранителям и говорите им что-то чуть слышно на неведомом языке, известном, видимо, лишь гениям Суперстены. Прядь волос падает Вам на лицо, Вы поправляете ее длинными тонкими пальцами, слегка поблескивает лак, и массивное золотое кольцо с темным рубином словно оттягивает вниз хрупкую руку и вдруг вспыхивает в матовых лучах солнца...

Вы в каком-то воздушном искристом одеянии, чему и названия нет.

Кто Вы, Неизвестная?

Нет, вот сейчас закрою глаза, и Вы исчезнете.

А сейчас открою, и Вас уже не будет...

Но Вы почему-то не исчезли... Вы так и остались здесь, перед старым портретом Пушкина, среди всего привычного...