Борис Долинго - Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы

Еще одного Ангела Ромка встретил в глубине леса. Сначала показалось, что на тропинку вышел кентавр. Две пары копыт гулко протопали по земле, две гибкие руки отвели в сторону низкую ветку; плеснуло огненное пламя хвоста и гривы длинных, укрывающих поясницу волос. Краткое «привет» было сопровождено улыбкой и взмахом узкой ладошки. Девушка верхом на звере, напоминающем лошадь, скрылась в чаще так же стремительно, как и появилась. Ромка некоторое время ошеломленно смотрел им вслед. Ему показалось… показалось, что очертания тонких ног, обнимающих рыжие бока зверя, как будто таяли в солнечном сиянии его шкуры. Растворялись. Словно это и в самом деле было одно существо. Кентавр?

На седьмое утро Ромка решил, что ему надоело. Глупо вот так радоваться каждому наступившему дню. Тому, что жив. Тому, что пока ничего не произошло. Это как будто радоваться тому, что Юлька еще на один день приблизилась к смерти. Кофе показался особенно горьким. Ромка допил его с трудом, стараясь не морщиться, чтобы не обидеть гор Альберта. А потом пошел в лес. Как всегда, наугад. Заблудиться здесь тоже было нельзя. Как бы далеко и в какую бы сторону Ромка ни забредал, к закату он всегда почему-то выходил к полукруглой поляне с россыпью серых плоских камней в центре — и встречал гор Альберта.

Солнце — единственное, так же как и на Земле, — поднималось все выше, нагревая плечи и затылок. Преодолев маленькое болотце, Ромка запыхался. Симпатичное такое болото — островки пушистого мха, серебряные лужицы, стайки розово-белых цветов и розово-белых бабочек. Даже ноги в грязи запачкать невозможно. За болотом росла огромная яблоня — ствол в два обхвата, толстые узловатые ветки, усыпанные ароматными ярко-желтыми гоюдами и белыми цветами. Дальше, в паре десятков шагов, между камней петляла маленькая спокойная речка. Ромка устроился в тени дерева. Потрогал теплую, как будто живую кору, прижался к стволу щекой, прикрыл глаза. «Что тебе надо?» — спросил он у Эдема. — «Что?!» — «А тебе?» — как будто спросил Эдем. Так, как раньше спрашивал Ромку Ангел: «Что ты надеешься найти на Эдеме, юноша?» Чудо. («Сожалею, ее может спасти только чудо». — Пожилой круглолицый доктор ободряюще похлопал Ромку по плечу. Виновато улыбнулся.) «Я хочу найти на Эдеме чудо», — прошептал Ромка, трогая губами теплую шершавую кору яблони. — «Я хочу стать Ангелом. Они умеют делать чудеса, да? Гор Альберт может летать. Может быть, я мог бы… Я хочу, чтобы Юлька… Я хочу сделать так, чтобы…»

— Привет!

Ромка вздрогнул. Открыл глаза. Опять испуганно зажмурился на несколько секунд. Может, он уснул — и ему снится сон? Бугристая кора под пальцами была настоящей. А может, он уже умер? Кто наверняка знает, на что похожа смерть? Может, это просто продолжение жизни — но в каком-то другом месте, похожем на Эдем; там, где исполняются желания? Не шевелясь, боясь вздохнуть, чтобы не спугнуть этот — сон? — Ромка смотрел, как через болотце к нему идет Юлька. Несколько бело-розовых бабочек вспорхнули у нее из-под ног, закружились над головой.

— Привет, — повторила Юлька, усаживаясь напротив, на выпирающий из-под земли узел толстого корня яблони.

«Это невозможно», — подумал Ромка, разглядывая и узнавая Юлькино лицо. Розовые губы — самые кончики вздрагивают, складываясь в улыбку; широкие скулы, слишком густые брови, бледная, еле заметная ниточка шрама у левого виска. Это невозможно.

«А как они приходят? — спросил он однажды у гор Альберта. — Ну, как ты нашел свою „ба”? Или как она нашла тебя?» — «Обыкновенно. — Ангел пожал плечами. — Я остановился возле ручья, нагнулся к воде. Потом поднимаю голову — на камне сидит птица и смотрит на меня. Я протянул руку — она перелетела ко мне на запястье».

Ромка протянул руку. Пальцы дрожали. Юлькина щека была теплой и гладкой.

— Ты… Ты — моя душа? — хрипло спросил Ромка.

— Может, и так. — Юлька улыбнулась.

— Как ты попала сюда?

— А ты?

— Я… я пришел сюда для тебя.

— Ну… Вот я.

Что-то было не так. Не в том, что появилась Юлька. Ну, ведь на Эдеме могли происходить и более удивительные вещи. «Что ты надеешься найти на Эдеме, юноша?» — «Чудо». Он ведь ждал чуда, верно? Но что-то было не так. С Ромкой? Наверное, он должен просто сходить с ума от радости — кричать, смеяться, обнимать Юльку, сплясать с ней какой-нибудь сумасшедший танец на этой веселой полянке. Ромка смотрел в Юлькины глаза — нежные, влюбленные — и никак не мог найти в них прежнее бездонное небо. Небо, от которого у него раньше кружилась голова. Он взял Юлькину ладошку — очень осторожно, как будто опасался… чего? Что Юлька все-таки окажется привидением, галлюцинацией, или… чем-то еще? Ладошка была теплой, живой. Ромка погладил тонкие длинные пальчики. Что-то… («Не смотри на них так. Ну, Ром. — Юлька вырывает у него из рук свою ладонь. Пятно на указательном пальце, темные полоски под коротко стриженными ногтями. — Ну не отмываются они. Я… ну иногда руками мазки поправляю. Вместо кисточки. Глупо, да?..») Юлькины пальчики были чистыми, с жемчужно-розовыми, аккуратно подстриженными ноготками.

— Ты… ты уже давно не рисовала, Юль?

— Рисовала? — В Юлькиных глазах было удивление. Ни головокружительного неба, ни задумчивых облаков. Ни скал, о которые можно разбиться насмерть.

— Да, да. Ну, помнишь, последняя картина. Водопад. Я тебя еще спросил — откуда, а ты сказала: «Приснилось, кажется». Ты ее уже закончила? Ну, у тебя там еще радуга не получалась. Помнишь?

— Нет. — Юлька улыбнулась. Немного виновато. — Не помню, Ром. Ты, может, что-то путаешь? Ну, я рисовала, конечно, в детстве немного. Как все. Ножки-ручки, огуречик. Это ведь ты у нас здорово рисуешь. У меня просто дух захватывает, когда я смотрю… Ты ведь сейчас про свою картину говорил, да?

— Юлька?!

— Да? — Вопросительный взгляд. Спокойная, безмятежная улыбка. Юлька не умела лгать. Она никогда не лгала.

Ромка выпустил ее ладонь. Просто разжал почему-то задрожавшие пальцы. Медленно поднялся, опираясь на могучий ствол эдемской яблони. Что-то было очень сильно не так.

— Мне здесь так нравится, Ром. Мы теперь здесь с тобой будем жить, да? Всегда?

Ноги почему-то были тяжелыми. Непослушными. Никак не хотели сделать первый маленький шаг. Назад — к веселенькому, усыпанному цветами болотцу.

— Рома! Хочешь? Вкусно.

Ромка повернулся.

Его любовь, его жизнь, его душа, улыбаясь светло и безмятежно, протягивала на раскрытой маленькой ладошке большое ароматное яблоко. Золотое яблоко эдемского сада.

— Нет. — Ромка отступил, завороженно глядя на это яблоко. Никогда не бывает гнилым, червивым или незрелым. Приторно-сладкая, тающая во рту сочная мякоть. — Нет! — пятясь, Ромка споткнулся. Едва не упал. — Не хочу! Я не хочу!