Борис Долинго - Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы

Теперь он рисовал пальцами на гранитном потолке. Так было гораздо удобнее. Так ему не мешал свет трех солнц, и можно было работать круглые сутки, конечно делая поправку на вращение планеты (до чего же мудреное безумие, — удивлялся Петрал сам себе, — как у меня получается еще и учитывать вращение неба?). Он прерывался лишь для того, чтобы совершить утреннее восхождение за водой.

Но ради последних штрихов перед малиновым рассветом покинул свое убежище и как мог далеко отполз от спасительного холма. Конец был близок, и мысль об этом приносила облегчение. Когда он умрет, пески быстро поглотят его тело, высосут всю влагу из него и на тысячелетия сохранят сухую мумию в своих объятиях.

Движение рукой, еще движение, чуть теплее там, чуть ярче здесь… Арсенал небывалых инструментов, собранный в двух руках. Некого этому учить, незачем писать монографию, нет смысла организовать презентацию… Он замер с поднятыми руками, выискивая недоделки в небесном полотне. Прошелся взглядом еще раз, чтобы уж наверняка быть уверенным, ведь возможности переделать у него уже не будет…

— Ты говорил, что нет искусства без боли, помнишь? Говорил, что, пока не почувствуешь дыхания смерти, не заглянешь за край, так и останешься жалким подражателем… — Петрал представлял себе насмешливый взгляд Алекса. — Интересно, посчитал бы ты вот это достойным своего внимания?

Руки его упали на песок, и песчинки заструились между пальцами. Работа была завершена.

— Чертовски хочется домой, — прошептал Петрал.

У него больше не было сил сопротивляться этому желанию. Он приподнялся на локтях, запрокинув голову, представляя себе шум платана под дождем, запах чего-то мясного с кухни и упал…

…на мокрую траву.

Алекс появился посреди комнаты — взволнованный, в широких шортах и с мокрым полотенцем на плече. В бороде его застряли нити фиолетовых водорослей.

— Как ты, Пет?! Регенерируешь потихоньку?

Петрал равнодушно посмотрел на друга и отвернулся.

— Вот что тебе было нужно — хорошая встряска! Лучшее средство от всяких творческих кризисов.

Алекс присел рядом.

— Я понимаю, после того как полностью выкладываешься в работе, наступает апатия. Но просто послушай меня, хорошо? Я был там, я все видел. Более того, провел там целую ночь. Это потрясающе, вот что тебе скажу. Ничего подобного до тебя не делалось! Да, занимались пластикой кометных хвостов, орбитальных колец, но это все были детские забавы. Уж не знаю, как это тебе удалось рассчитать, но спектральный рисунок туманности изменяется во времени, причем изменяется вполне определенно — получается что-то вроде анимированной фрактальной структуры. Я вчерне набросал маршрут по планетарным системам, с шагом около светового года, чтобы можно было наблюдать за туманностью в динамике. Уверен, через каких-нибудь сто лет это будет самый известный в Галактике туристический маршрут…

Случилось невероятное — Алекс впервые изменил своему принципу нейтралитета! Он расточал комплименты, что было ему совсем не свойственно, и вообще выглядел до неприличия взволнованным. Но Петрал только глубже зарывался лицом в подушку. Что говорил бы сейчас Алекс, если бы узнал, до какой чудовищной лжи опустился Петрал, чтобы заслужить эту похвалу?! Если бы он знал!..

— Я догадываюсь, как ты сделал это, — продолжал Алекс. — Нечто вроде виртуальной лоботомии, отключение новой коры, чтобы избавиться от наслоений всей этой «культуры», вернуться к истокам, проиграться с архетипами… Я угадал? Ладно, можешь ничего не говорить… Но, Пет, тебе дьявольски повезло! Вспоминаю тех несчастных, которые добровольно низвели себя до животного состояния, отключая центры речи, письма, области памяти — и не смогли вернуться…

Не дождавшись ответа, Алекс похлопал Петрала по плечу и встал.

— Ладно, не буду надоедать. Как будет настроение — можем с тобой серьезно поговорить по поводу твоей работы. Знаю, это не в моих правилах, но к бесам все правила… Я реально потрясен, Пет!

И он исчез.

Очень старомодно, через дверь, вошла Надин с чашкой ароматного бульона и тремя кусочками ржаного хлеба на подносе. Малышка Эмили с задорным визгом вынырнула из воздуха у потолка, упала вниз, едва не задев поднос, и исчезла у самого пола. Надин качнулась, громко охнула, но поднос удержала. За последние недели она имела возможность привыкнуть к внезапным появлениям и исчезновениям дочери.

— Тебе не кажется, что она слишком рано этому научилась?

Она поставила поднос у кровати и присела рядом. Через одеяло легонько пощупала маленькие слабенькие ножки Петрала — такие же были у Эмили в возрасте шести месяцев.

— Милый, ты совсем не стараешься! Разве тебе не надоело валяться в постели?

— Я чертов лжец! — прорычал он в подушку.

— Ну, что ты такое говоришь?!

— Я всех обманул, даже самого себя. Небольшая мнемопластика — и я сам поверил в эту идиотскую робинзонаду! Знаешь, что я там себе напридумывал? Круизный лайнер, месть ревнивого мужа, спасательная капсула, гниющий заживо художник на затерянной планете… Боже мой, из какого средневековья я выудил этот бред?! Серж был прав: я мог бы заниматься самоистязанием прямо на лужайке за домом, не отправляясь на край Галактики…

Он зарыдал, как ребенок.

Впадаю в старческий маразм, думал он, но не мог остановить слезы. Снова появилась Эмили, уселась на ковер перед родителями, разобралась в обстановке и принялась плакать за компанию.

— Я сейчас же отправлюсь туда и разнесу все в космическую пыль…

Петрал попытался подняться, но рука Надин легла ему на грудь, удерживая в кровати.

— Пет, не глупи! Эта работа больше не принадлежит тебе. И никого не интересует, как именно ты создал ее, какие там гадости вытворял со своим мозгом или ногами. Это прекрасно — и точка! Я не говорила тебе, но мы были там с Сержем в первый же день, когда ты вернулся…

— Надя, пожалуйста!.. — Петрал умоляюще вскинул руки.

Надин тут же вручила ему чашку бульона и заставила выпить.

— В следующую субботу нас пригласили на прием к профессору Майкшу, — безапелляционно заявила она. — И если ты к тому времени не вырастишь себе полноценные ноги, мне придется заказать для тебя инвалидное кресло и возить, как нонконформиста-паралитика.

Петрал наморщил лоб.

— Разве на Инвале делают кресла?

И почти обиделся, когда Надин громко рассмеялась.

Москва, Россия

Голубь клевал мой глаз.

«Значит, я уже умер», — промелькнуло в голове. С другой стороны, даже если это и так, на фиг мой глаз голубю? Он вроде птица не хищная. С этой мыслью я окончательно проснулся.

Глаза моего голубь не клевал, но вместо этого задрал над ним хвост. Хвост был грязный. Я шуганул наглую птицу и уселся торчмя, среди полуразрушенных гнезд, битой скорлупы и бело-зеленых кучек помета. Опять я задрых на голубятне!