Брайан Олдисс - Новый Санта-Клаус

Брайан Олдисс

НОВЫЙ САНТА–КЛАУС

Brian Aldiss. «New Father‑Christmas». © 1958

Старая Роберта приподнялась на цыпочки, сняла с полки часы и поставила на плитку; потом взяла чайник и попыталась его завести. Пока до нее дошло, что она делает, часы почти успели вскипеть. Вскричав, но негромко — так, чтобы не разбудить старика Робина — она схватила часы тряпкой и уронила на кухонный стол. Часы гневно тикали. Роберта взглянула на циферблат.

Хотя Роберта заводила часы каждое утро, сразу как просыпалась, посмотреть на них она не удосуживалась несколько месяцев. А теперь вот взглянула и увидела, что часы показывают полвосьмого утра, Рождество, 2388 год.

— Господи боже! — воскликнула она. — Уже Рождество! Как‑то оно в этом году ужасно быстро, только что был Великий пост.

Она даже не обратила внимания, что год‑2388–й. Столько лет они с Робином жили на заводе… Мысль, что сегодня Рождество, радовала ее, потому что она любила сюрпризы, — но и пугала тоже, потому что сразу вспоминался Новый Санта–Клаус, а такое лучше не вспоминать. Говорят, Новый Санта–Клаус отправляется в обход как раз утром под Рождество.

— Надо сказать Робину, — решила она.

Но бедняга Робин последнее время стал прямо сущий порох; очень может быть, что если так вот, с бухты–барахты припереть его в угол Рождеством, он сразу начнет грубить. А поскольку Роберте позарез было необходимо поделиться радостью хоть с кем‑нибудь, значит, надо спуститься и рассказать бродягам. Если не Робину — значит, бродягам.

Поставив чайник на плиту, она высунула нос на лестницу, словно мышка–норушка из своей пахнущей сладким пирогом норки. Роберта и Робин жили на самом верху завода, а бродяги нелегально поселились в самом низу. Роберта на цыпочках засеменила по бесчисленным стальным ступенькам.

Завод полнился звуками; такие звуки Робин называл «беззвучным шумом». Шум этот длился денно и нощно; ни Робин, ни Роберта давно уже его не слышали. Шум не прекратится даже когда они вообще уже ничего слышать не будут. Сегодня утром у машин был такой же деловой вид, как обычно; ничего особо рождественского. Роберта отметила для себя две машины, которых особенно недолюбливала: одна крутилась, как ткацкое веретено, и упаковывала невероятно тонкую проволоку в невероятно крошечные коробочки, другая металась по цеху, будто сражаясь с невидимым противником, и, на первый взгляд, вообще не делала ничего.

Осторожно миновав их, Роберта стала спускаться в подвал. Подойдя к серой двери, она постучала. С той стороны тут же вскинулись трое бродяг и, хрипло перекрикиваясь, навалились на дверь в попытке ее забаррикадировать.

Кричать Роберта была не в состоянии, поэтому дождалась, пока возня за дверью утихнет, и тогда воззвала громко, как могла:

— Мальчики, это я.

Секунду помедлив, дверь приотворилась на тоненькую щель. Потом распахнулась. В проеме возникли трое убогих с лицами, сосредоточенно перекошенными: бывший писатель Джерри и Тони с Дасти, которые были бродягами всегда. Джерри, самому молодому из троих, недавно стукнуло сорок, так что ему предстояло еще полжизни продрыхнуть; Тони было пятьдесят пять; а Дасти страдал потницей.

— А мы думали, это Жуткий Метун! — воскликнул Тони.

Жуткий Метун каждое утро прокатывался по заводу, сметая все на своем пути. Каждое утро бродягам приходилось баррикадироваться у себя в комнате, а то Метун смел бы их со всеми накопленными пожитками в мусоропровод.

— Заходите, чего на пороге торчать, — сказал Джерри. — Просим прощения за беспорядок.

Войдя, Роберта опустилась на угол большого ящика; путешествие ее утомило. В комнате у бродяг ей всегда было как‑то не по себе: иногда, подозревала она, они водят сюда Баб; к тому же, в углу висели штаны.

— Я что‑то хотела вам сказать, — начала она.

Повисла вежливая, выжидательная пауза. Джерри кнопкой чистил ногти.

— Ой, забыла, — призналась Роберта.

Бродяги с облегчением вздохнули. Они опасались всего, что могло бы как‑то нарушить их безмятежный быт. Тони сделался общительным.

— Рождество, — заявил он, исподтишка оглядываясь.

— Что, уже? — воскликнула Роберта. — Только что был Великий пост!

— Позвольте нам, — обратился Джерри, — пожелать вам спокойного Рождества, и чтобы никаких гонений в Новом году.

Стоило Роберте услышать стандартную вежливую формулу, как давешние страхи вспыхнули с удесятеренной силой.

— Вы… вы ведь не верите в Нового Санта–Клауса, так? — поинтересовалась она.

Те не ответили, но у Дасти лицо стало цветом, как лимонная корка, и Роберта поняла, что верят. Она тоже верила.

— Давайте поднимемся к нам и отпразднуем, — сказала Роберта. — В конце концов, вместе не так страшно.

— Мне нельзя через завод, от машин у меня высыпает потница, — произнес Дасти. — Это вроде аллергии.

— Ничего, ничего, пошли, — сказал Джерри. — Ну как можно отказаться, когда от чистого сердца…

Напоминая отяжелевших мышей, четверо на цыпочках прокрались через явно разросшийся завод и вверх по лестнице. Машины притворялись, будто их не замечают.

В квартире они застали форменный пандемониум. Осатанело плевался чайник, повизгивающе звал на помощь Роберт. Официально он считался прикованным к постели, но в некоторые особо кризисные моменты мог подниматься; вот и сейчас он маячил, вцепившись в косяк, у дверей спальни — и Роберте прежде, чем утешать его, пришлось сперва снимать чайник с плиты.

— Ну, и зачем ты привела этих тварей? — громко, негодующе зашептал он.

— Потому что они наши друзья, Робин, — отвечала Роберта, пытаясь уложить его обратно в постель.

— Мне они не друзья! — заявил Роберт.

«Что бы такое сказать ей, — думал он, — такое… ужасное…» От усилия он аж затрясся, но говорить не стал; только сделался еще слабее и раздражительней. До чего же ненавистно ему быть в ее власти! Как сторож большого завода он обязан не пускать на территорию нежелательных лиц — но изгнать бродяг он не мог, пока жена на их стороне. Отвратительная штука жизнь.

— Мы пришли пожелать вам спокойного Рождества, мистер Проктор, — сказал Джерри, проскользнув с двумя своими спутниками на кухню.

— Ничего ж себе Рождество, с потницей‑то! — высказался Дасти.

— Нет никакого Рождества! — взвизгнул Робин; Роберта тем временем укутывала ему ноги одеялом. — Вы все это мне назло!

Если б они только знали, какая буря гнева бушует в его источенной болезнью груди.

В этот момент звякнул звоночек пневмопочты, и в письмоприемник свалился конверт. Робин забрал его у Роберты и трясущимися руками вскрыл. В конверте оказалось поздравление с Рождеством от министра автоматической промышленности.

— Ага, это доказывает, что в мире остался еще кто‑то живой, — сказал Робин. — А эти болваны не заслуживают рождественского поздравления.