Семён Слепынин - Звёздный странник

— Т-с-с…

«Мистификатор, — подумал я, испытывая теплое чувство, словно уже попал в долгожданные дружеские объятия. — Сейчас начнет кого-то разыгрывать».

— Таня! — крикнул он в окно. — Тут тебя кто-то спрашивает.

— Кто? — послышался звонкий голос.

— А я почем знаю, — недовольно пробурчал этот артист. — Разве в лицо запомнишь всех твоих муравьиных знатоков и приятелей тигров?

И с равнодушным видом уселся за стол, углубившись в светящуюся фильмокнигу.

Вошла Таня, подняла голову и слегка побледнела, а потом ее глаза вспыхнули таким счастьем, что я вздрогнул. Сияющий взгляд этих глубоких глаз — лучшая награда за все мытарства в страшных эпохах.

— Ты?.. Сережа?.. — прошептала она и облегченно вздохнула. — Наконец-то! Ты у себя?.. Я сейчас… Сейчас. Ты подожди. Мы сейчас все вместе.

Экран погас. Пока соберутся все вместе, думал я, пройдет не менее часа. Но уже через пятнадцать минут скрипнула дверь, и в хижине стало тесно. После первых приветствий, междометий и восклицаний Орион снова поднес кулак — но уже не к экрану, а к самому моему носу.

— Чем пахнет? Ох, подожди, космический бродяга, тебе еще попадет от меня, от Спотыкаева… Беглец! Хоть бы предупредил…

Взглянув на притихшую Таню, он обратился к Веге и Патрику:

— Пойдем-ка разводить костер. Мы ему еще устроим сцену у костра. — И, лукаво улыбнувшись, добавил: — Ему сначала предстоит весьма крупный разговор с Татьяной.

Мы остались вдвоем. И снова я вздрогнул от радости, почувствовав обжигающий взгляд черных, глубоких глаз. Таня протянула для пожатия руку и еще раз облегченно вздохнула:

— Ну, здравствуй, Странник!

Она уронила пышноволосую голову на мое плечо.

— Не надо, Таня, — мне показалось, что она плакала. — Я же здесь… Теперь уже навсегда.

Я взял ее за вздрагивающие плечи и посмотрел в лицо. Но Таня не плакала, а смеялась тихим и таким счастливым смехом, что я тут же дал себе торжественную клятву никогда с нею не разлучаться.

Когда мы вышли из хижины, перед нею уже плескались веселые языки костра.

Бережно обращаясь с платьем, Таня села на камень.

— Вырядилась, — кивнул в ее сторону Орион. — Всегда так, когда у нее хоть маленький успех. Оказывается, она почти композитор! А сегодня… Ее цветы сегодня впервые зазвучали, заквакали, как лягушки. Вернулась из Антарктиды, сразу же облачилась в дурацкий пенелон и целый час вертелась перед зеркалом!

Таня метнула на брата укоризненный взгляд: он разоблачил перед всеми ее маленькую слабость.

— Не успела переодеться, — оправдывалась она. Потом воскликнула, желая переменить тему разговора: — Совсем забыла! Поздравь их, — она показала на Вегу и Патрика. — Новая супружеская пара.

— Где будете жить? — спросил я. — В кочующем городе?

— Нет, не могу привыкнуть к зною. Будем жить на моей родине — в Шотландии, — ответил Патрик и пошутил: — Там у меня древнее родовое имение. Замок с привидениями.

— Ты подожди со своими инженерными привидениями, — сказал Орион. — Послушаем прежде о загадочных призраках Вечной гармонии. Как твоя память, Сережа? Разблокировалась?

— Полностью, — усмехнулся я. — И мгновенно, словно включился свет прожекторов.

Но сначала я рассказал об электронной эпохе, о встрече с «толстомордым» — Тибором-вечным. Старался излагать с юмором. И не без успеха. На губах Патрика и Веги вспыхивала улыбка, Орион хохотал. Но Таня слушала с таким серьезным видом, словно не я, а она бродила в катакомбах, сражалась с Тибором в каменном веке.

Сгустились июньские сумерки, стало прохладно. Но Орион забыл подкладывать ветки в костер. Головешки багрово тлели. В фиолетовом небе повисла огненная роса. Танино праздничное платье излучало в темноте такой тонкий свет, словно оно было соткано из танцующей звездной пыли, словно девушка укуталась не в пенелон, а в кусочек Млечного пути…

— О чем задумался? — нарушил молчание Орион, подбросив сухие ветки, — Продолжай. Расскажи о Вечной гармонии. Ведь ты ее вспомнил.

— Ну, это слишком страшно, — усмехнулся я и сам подивился своей беспечной веселости. В этом мире, в кругу друзей тот мир показался вдруг почти нереальным.

— Нет, такие жуткие вещи на ночь рассказывать нельзя, — отшучивался я. — Лучше я все запишу завтра. Потом почитаешь.

— Хорошо. Один день тебе на это. А послезавтра — Совет Астронавтики. Для Спотыкаева и его теории — ты просто находка. Спотыкаев ждет тебя, как манну небесную… И вообще довольно жить отшельником, — добродушно продолжал Орион. — За полчаса отгрохаем тебе такой дворец — закачаешься. А эту избушку — ко всем чертям!

— Пират! — с восхищением воскликнула Таня и рассмеялась. — Посмотрите на этого космического пирата. Он усвоил все замашки древних морских разбойников. Ругается, как шкипер!

Беседа наша у погасающего костра затянулась до полуночи. Причем Таня подтрунивала не только над Орионом, но и надо мной. В полночь мы расстались.

…Сейчас дописываю свои впечатления о проведенном дне. Этот день освежил меня лучше, чем десяток ультраволновых душей.

А завтра…

Завтра я должен рассказать человечеству о той страшной «эволюции», которая привела Электронную эпоху к Вечной гармонии. Продолжу свои воспоминания, прерванные из-за блокады памяти. Точнее — не продолжу, а начну с того места во второй главе моих записок, когда открылась и тотчас захлопнулась за нами, членами экипажа, дверь в пустынную Вечную гармонию — подлинное царство Сатаны.

— Никаких эксцессов! Слышите, братцы? Никаких эксцессов!..

Эти слова капитана, сказанные в преддверии Вечной гармонии, никогда не забывал. А дальше — черная пропасть… Память нашу заблокировали с того момента, когда силовая сфера заглотила корабль своими протуберанцами. Но сейчас прекрасно помню, что встретило нас по ту сторону сферы.

На нас обрушилась тишина. Заглохли планетарные двигатели, перестали петь приборы. Прозрачная полусфера пилотской каюты потемнела — ни солнца, ни звезд. Корабль будто провалился в угольную яму.

С электронным универсалом что-то случилось. Он буквально мямлил, на вопросы отвечал с перебоями. С трудом удалось выяснить, что звездолет, как муха, попал в паутину силовых полей. Его будто сунули в мешок и волокли в неизвестном направлении.

— Выясни, что с двигателями, — приказал мне капитан.

Я спустился в кормовую часть корабля. Из машинного зала вырывался сноп света, и на полу коридора вздрагивала тень неизвестного человека.

С излучателем в руке я подкрался к двери и увидел широкую спину незнакомца. Тот склонился над приборами. Левую руку он отставил в сторону и опирался ладонью на предохранитель. Пломба почему-то сорвана. Стоило по неосторожности нажать кнопку предохранителя, и свинцовый шар, получивший от утечки гравитонов отрицательный заряд, освободится от пут силовых полей. Он может коснуться корпуса реактора. И тогда — черный взрыв! Та самая черная аннигиляция!