Владимир Медведев - «Если», 2000 № 01

Исчезла грива серебряных волос и седая борода. Перед ним стоял черноволосый воин из его сновидения, человек, который спрыгнул с обрыва в день, когда он родился.

— Что с тобой, приятель? Неужели мое настоящее лицо так ужасно?

— Для меня — нет, — возразил Кормак. — Скажи мне твое имя, твое настоящее имя.

— Я Кулейн лак Фераг, когда-то называвшийся Владыкой Ланса.

— Великий Предатель!

Серые глаза Кулейна скрестились с глазами Кормака.

— Меня называли и так — причем не без основания. Но каким образом это касается тебя?

— Я брошенный тобой младенец, сын, которого ты оставил на погибель.

Глаза Кулейна закрылись, и он на мгновение отвернулся. Потом глубоко вздохнул и посмотрел на Кормака.

— Ты можешь это доказать?

— Мне не нужно ничего доказывать. Я знаю, кто я. Гриста нашел меня в тот день, когда ты… я чуть было не сказал — погиб… но оказывается, ты жив. Ты помог моей матери добраться до пещеры Сол Инвиктус. Потом убил шестерых воинов и поднялся на вершину холма. Там ты метнул меч в дерево. Всадник и калека следили за тобой.

— Даже если ты и впрямь тот младенец, ничего понять и запомнить ты тогда не мог, — сказал Кулейн.

Кормак снял с шеи цепочку с камешком и бросил ее воину.

— Я ничего не знал до того дня, когда убежал и переночевал в пещере, где мне было видение. Но меня нашли в этой пещере рядом с черной сукой и ее щенками, и всю мою жизнь называли «даймонссон»

— сын демона. Если бы не Гриста, меня бы убили вместе со щенками.

— Мы думали, ты родился мертвым, — прошептал Кулейн.

— Годы и годы я грезил, как ты приезжаешь за мной… Это давало мне надежду и силы. Но тебя все не было. Почему ты не вернулся хотя бы для того, чтобы похоронить сына?

— Ты не мой сын, Кормак, как бы мне этого ни хотелось.

— Но ты был с ней!

— Я любил ее, но я не твой отец. Честь эта принадлежит ее мужу, Утеру, верховному королю Британии.

Кормак вгляделся в сильное лицо воина, пытаясь найти в своем сердце ненависть. И не нашел ничего. Теперь, когда гнев угас, Кормак остался еще более одиноким, чем прежде.

— Я очень сожалею, парень, — сказал Кулейн. — Подбери меч. Нам пора.

— Пора? — прошептал Кормак. — Я никуда с тобой не пойду.

Он поднял меч, повернулся спиной к Кулейну с Андуиной и зашагал на юг к Новиамагусу. Однако когда он приблизился к краю Круга, перед ним словно взметнулось ослепительно белое пламя, и у него помутилось в глазах. Пламя тут же исчезло, и Кормак заморгал.

Перед ним простирался совсем не тот пейзаж, который он видел мгновение назад. Вместо мерцающего темного моря за белыми стенами Новиамагуса в небо устремились величественные горы в снежных шапках, в одеянии сосновых боров и рябиновых рощ.

— Нам надо поговорить, — сказал Кулейн. — И тут ты в большей безопасности.

Кормак упрямо молчал.

— Я наберу хвороста для костра, — бросил Кулейн. — Переночуем здесь, а завтра отправимся в горы. Когда-то у меня было там убежище. Хотя бы некоторое время мы будем в безопасности.

Он выпрямился и вышел из Круга. В ярком свете луны Кормак сидел рядом с Андуиной и не находил слов, чтобы заговорить с девушкой. Но он сжимал ее руку точно талисман.

Андуина вздрогнула.

— Тебе холодно?

— Немножко.

Он с неохотой выпустил ее руку, принес одеяло и укутал ее плечи. Во время боя с викингами чары преображения исчезли, и она вновь стала такой, какой он увидел ее в проулке: темноволосой, исполненной хрупкой красоты.

— Твой гнев прошел? — спросила она.

— Нет, он затаился где-то в глубине. Я ощущаю его, как вьюжный холод. Хотя и не хочу этого.

— В Откровении нет и капли низости. Я знаю. По-моему, ты должен подождать, пока не поговоришь с ним. Сдержи свой гнев.

Вернулся Кулейн и бросил на траву охапку сухого хвороста. Вновь он был облачен в коричневое шерстяное одеяние и держал в руке деревянный посох, хотя не вернул себе седой львиной гривы и бороды.

— Что произошло с моей матерью? — спросил Кормак, когда костер запылал.

— Она умерла в Сикамбрии два года назад.

— Ты был с ней?

— Нет, я был в Тингисе.

— Если ты был так влюблен, то почему бросил ее?

Откровение не ответил, а откинулся на спину, устремив взгляд на звезды.

— Сейчас не время, — тихо сказала Андуина, положив руку на локоть Кормака.

— Время никогда не настанет, — прошипел мальчик, — потому что ответов нет! Только оправдания! Не знаю, любил ли ее Утер, но она была его женой. Предатель знал это и не должен был к ней прикасаться.

— Кормак! Кормак! — с упреком сказала Андуина. — Ты говоришь так, будто она была вещью. А она была женщиной, сильной женщиной! Она прошла с Кровавым королем сквозь Туман и сражалась с Царицей-Ведьмой рядом с ним. Когда он был гонимым ребенком, она спасла его, убив охотившегося за ним убийцу. Разве у нее не было права на выбор?

Откровение приподнялся, сел и подбросил хвороста в костер.

— Не старайся защитить меня, Андуина, потому что мальчик прав. Ответов нет, есть только оправдания. Я бы хотел, чтобы было иначе. Эй, Кормак, он твой! — Он перебросил цепочку с камешком через костер. — Я подарил его твоей матери за год до твоего рождения. Это он спас тебя в пещере — Сипстрасси, Камень с Неба.

— Мне он не нужен, — сказал Кормак, не поднимая цепочки с земли. Он с наслаждением увидел, как в глазах Откровения вспыхнул гнев, заметил про себя, каким усилием железной воли воин сдержал себя.

— Твой гнев, Кормак, я способен понять, но твоя глупость меня раздражает, — ответил Откровение, ложась и поворачиваясь спиной к костру.

На следующий день они углубились в Каледонские горы далеко на севере от Стены Адриана и после полудня добрались до полуразрушенной хижины. Крыша провалилась, а в каменном очаге крыса устроила гнездо и выкармливала крысят. Откровение и Кормак несколько часов чинили, подправляли и выметали пыль многих лет из всех комнат хижины.

— А ты не мог бы применить чары? — спросил Кормак, утирая пот и грязь с лица и глядя, как Откровение выкладывает крышу нарезанными квадратами дерна.

— Есть вещи, которые лучше делать руками и сердцем, — ответил Откровение.

Это были первые слова, которыми они обменялись после стычки в Круге, и вновь воцарилось тяжелое молчание. Андуина сидела у ручья поблизости, отчищая заржавевшие котелки и сковородки, тщательно удаляя плесень с деревянных тарелок, которые Кормак нашел в трухлявом шкафу. Под вечер Откровение поставил ловушку в холмах за хижиной, и после холодного ночлега на полу в большой комнате они позавтракали жареной крольчатиной с диким луком.

— К северу отсюда есть еще хижина, — сказал Откровение, — и возле нее ты найдешь яблони и груши. Выше в горах дичь водится в изобилии — олени, горные бараны, кролики, голуби. Ты умеешь стрелять из лука?