Пол Дж. Макоули - «Если», 2000 № 02

Что он надеялся найти? Всего лишь ответы на несколько простых вопросов. Единственно ли человеческое сознание; охватывает ли оно все сущее в пространстве-времени с тем, чтобы объяснить самое себя? Или же когда-то была равнодушная Правселенная, породившая миллионы разновидностей сознательной жизни, страдающих той же манией величия, что и мы? Большинство полисов исповедует антропокосмологию; они замкнулись в себе; их позиция такова: физическая Вселенная создана человеческой мыслью, и потому не имеет особого статуса, возвышающего ее над виртуальной реальностью. Она могла появиться раньше — но ведь любая виртуальная реальность нуждается в компьютерном аппарате, подчиненном физическим законам, и это не ставит ее в привилегированное положение, когда речь идет о «действительности», противоположной «иллюзии». Если граждане Э-Л правы, то нисколько не честнее ставить физическую вселенную выше новой искусственной реальности, чем оставаться не в виде программы, а во плоти и крови — иди не в человеческом облике, а в обезьяньем, или в форме бактерии.

— Мы не можем валяться здесь до бесконечности; банда тебя ждет, — сказала Элена.

— Где ждет?

Паоло ощутил укол ностальгии. На Земле его друзья собирались на изображении — в реальном времени — кратера Маунт-Пинатуго, снятом непосредственно с обзорных спутников. Запись изображения не даст такого эффекта.

— Сейчас покажу.

Она взяла его за руку. Бассейн, небо, дворик исчезли; Паоло снова смотрел на Орфей… ночная сторона, но вовсе не темная, окрашенная во все цвета его ментальной палитры — от длинных радиоволн до изотопных гамма-лучей и рассеянного космического излучения; все это перекодировано. Теперь половина абстрактных знаний, внедренных в Паоло библиотекой, лежала перед ним, как на ладони. Ровный термический отблеск океана говорил о трехстах градусах по Кельвину, и то же нашептывало инфракрасное свечение атмосферы.

Он стоял на длинной, металлической по виду балке у края огромной геодезической сферы, висящей над космическим пространством. Взглянул вверх и увидел полную звезд ленту Млечного Пути, идущую вокруг него от зенита до надира; он различал отсвет каждого газового облака, мог выделить каждую линию поглощения и излучения [11] Линии, видимые в спектрах излучения атомов, молекул и др. квантовых объектов. , почти ощущал рассекающую его плоскость симметрии галактического диска. Некоторые созвездия виделись искаженными, но общая картина была скорее знакомой, чем чужой. Паоло распознал по цвету большинство старых вех. Теперь он знал свое местоположение. В двадцати градусах от Сириуса, к югу в земной системе отсчета слабо, но отчетливо светило Солнце.

Элена стояла рядом; внешне она совсем не изменилась, хотя оба стряхнули с себя биологические путы. И Паоло, и она казались реальными макрообъектами, свободно падающими в вакууме [12] С точки зрения небесной механики, вращение по орбите есть форма свободного падения. , не будучи притом моделями, построенными химическим путем — и тем более из плоти и крови. Они имели человеческий облик, но без тонкой микроструктуры, причем их разум вообще не был связан ни с чем телесным, а напрямую работал от сети процессоров.

Паоло радовался возвращению к норме. Церемониальный переход к древнему облику был освященной веками традицией К-Ц, на время появлялось чувство самоутверждения, однако каждый раз, выходя из этого состояния, он ощущал себя так, словно освободился от кандалов, выкованных миллион лет назад. На Земле были полисы, в которых его теперешняя структура считалась бы почти такой же архаичной: сенсорная чувствительность доминирует над сознанием, иллюзия телесной формы, координаты единого времени. Последний человек во плоти умер еще до того, как изготовили Паоло, и полис К-Ц был консервативен почти настолько, насколько это доступно социуму, состоящему из сверхлюдей — если не сравнивать его с сообществами роботов Глайснера. Правда, глайснеры, упрямо сохранявшие телесный облик, первыми достигли звезд, но эмигранты из К-Ц скоро их опередят, считал Паоло.

Вокруг собирались друзья, без малейших усилий проделывая акробатические трюки в невесомости; здоровались с Паоло и сетовали, что он не выходил из гибернации до последней минуты. Подлетел Герман — химерическая гроздь руконог и сенсорных органов.

— Нравится тебе новое место встречи? — спросил он, паря над плечом Паоло. — Мы его назвали «спутником Пинатуго». Согласен, здесь диковато, но не хотелось изображать спуск на Орфей — это вызвало бы подозрения.

Паоло ментальным взором посмотрел на картинку, показанную зондом-разведчиком: типический кусок твердой почвы, выветренный красный камень. Проговорил:

— Внизу совсем неприютно, мне кажется. — Хотелось прикоснуться к грунту, чтобы тактильное ощущение сопровождало зрительное. Однако он воздержался, потому что этикет запрещал перемещаться куда-то во время разговора.

В вакууме они говорили, пользуясь модулированными инфракрасными лучами.

— Не слушай Германа, — вмешалась Лайсла. — Герман хочет затопить Орфей нашей чужеродной машинерией, не думая, к каким последствиям это приведет.

Лайсла выглядела как бирюзовая бабочка со стилизованными золотыми изображениями человеческого лица на каждом крыле.

Паоло был удивлен — из слов Элены он вывел, что друзья пришли к согласию насчет запуска микрозондов, и только он, все проспавший, может поднять эту тему.

— О каких последствиях речь? Ковры…

— Забудь о коврах! Даже если они так просты, как кажется, мы не знаем, что там есть кроме них. — Крылья Лайслы вибрировали, и блестящие человеческие лица на крыльях, казалось, одобрительно поглядывали друг на друга. — На нейтринных изображениях мы едва достигаем разрешающей способности в метрах и отсчета времени в секундах. И ничего не знаем о малых формах жизни.

— И не узнаем, если тебя послушаемся, — объявил Карпал, бывший глайснер, как всегда, имевший облик человека. Когда Паоло бодрствовал в прошлый раз, Карпал был возлюбленным Лайслы.

— Но мы здесь пробыли только малую часть орфеанского года! Остается еще масса информации, которую можно собрать без вторжения! На берега могут быть выброшены редкие формы океанской жизни.

Элена сухо возразила:

— Точно, редкие… На Орфее ничтожные приливы, низкие волны и очень мало штормов. На берегу все поджарит ультрафиолет, прежде чем мы увидим что-то более полезное, чем в воде.

— Вовсе не обязательно. Ковры кажутся уязвимыми, но другие виды могут быть защищены много лучше, если они обитают у поверхности. Кроме того, Орфей сейсмически активен; по крайней мере, надо обождать, чтобы цунами выплеснул несколько кубических километров воды на берег, и посмотреть, что тогда объявится.