Арнольд Негго - Остров великанов

- Ты знаешь, Ильмар, - с грустью говорила она, - когда мне сказали, что я не поеду в Артек, я проплакала всю ночь. Я все время мечтала хотя бы одним глазком посмотреть на эту чудесную страну пионеров. Даже во сне видела, как купаюсь с девочками в Черном море, а потом катаюсь на белоснежном артековском катере мимо пушкинской скалы... Однажды я разыскала книжку, и там было написано, что в Артеке рядом с палатками ребят цветут магнолии. Я так хотела посмотреть на них! Говорят, они растут прямо на дереве. Дерево высокое, пышное, а на ветках в темной зелени качаются огромные, как шапки, белые цветы. А какой у них аромат!

- Я достану тебе магнолию! - вдруг заявил Ильмар. - Еще не знаю как, но достану. Вот увидишь!

Простившись с Эллой, Ильмар направился на хутор Вахтрапуу, где жил учитель.

Чем ближе подходил он к хутору, тем беспокойнее было на сердце.

Тревожила мысль, как примет его учитель.

Хорошо, если выслушает, а то возьмет и спокойно выставит за дверь. И правильно сделает.

Рука Ильмара дрогнула от волнения, когда, войдя в темные сени, он тихо постучал в комнату Уйбо.

- Входите! - раздался знакомый голос.

Ильмар вздохнул и... остался стоять на месте. Послышались неторопливые шаги. Дверь открылась. Чуть прищурив глаза, учитель стал разглядывать, кто стоит в темноте.

- Ты пришел...

Ильмар увидел, как по лицу Уйбо пробежала непонятная тень.

"Кажется, рассердился".

- Учитель, я пришел рассказать вам все!

Сильные, добрые руки обняли его за плечи и ввели в комнату...

Сразу три удара, один сокрушительнее другого, обрушились на голову Альберта. Утром он принял из Тарту шифрованную радиограмму о том, что группа "Витязя" полностью разгромлена и арестована. Вторая ошеломляющая новость была о смерти капитана Карма, который неожиданно скончался минувшей ночью, и последняя - о приезде в Мустамяэ инспектора школ Ояранда.

Однако и это было не все.

Доктору Руммо не удалось поговорить со своим шефом сегодня утром. Во время его визита Альберт спал еще сладким сном, и Ребане, которая была очень обеспокоена предстоящим разговором с Уйбо, попросила милого доктора заглянуть двумя часами позже. Через два часа доктор явился. Сообщив Альберту об аресте Густавсона и самоубийстве профессора Миккомяги, доктор высказал предположение, что крах тартуской группы произошел по вине неизвестного им советского контрразведчика, которому каким-то образом попали в руки списки "Витязя".

- Примерно за час до самоубийства, - рассказывал доктор, профессор Миккомяги сообщил мне, будто советские органы госбезопасности узнали о местонахождении каких-то ценностей генерала Лорингера. Если не ошибаюсь, профессор имел в виду бумаги генерала Лорингера, якобы попавшие в руки советских чекистов.

После рассказа доктора в кабинете, где происходил этот разговор, наступило тягостное молчание. Лицо Руммо, сохранявшего внешнее спокойствие, покрывала мертвенная бледность. Альберт Ребане сидел, онемев от ужаса. Он долго с тупым изумлением смотрел в глаза доктору, точно пытаясь в них что-то прочесть, затем судорожно провел ладонью по вспотевшей лысине и вдруг разразился истерической бранью:

- Нас предали! Жить! Я еще хочу жить! Меня не тронут, я больной человек... Кярт, Кярт! Мы погибли!..

Из спальни в гостиную быстрыми, бесшумными шагами вошла Ребане. Холодным взглядом окинув растерянных собеседников, она резко произнесла, обращаясь к доктору:

- Вы лжете, Карл Гетс! О местонахождении тайника генерала Лорингера знали только четыре человека. Двоих из них уже нет в живых...

- Простите, дорогая Кярт, - нахмурился доктор, - но я, право, не понимаю вашего тона... а кроме того, при чем здесь Карл Гетс?

- Оставьте! - поморщилась Ребане. - Я Гертруда Лорингер...

Доктор молча вскочил с кресла, вытянулся в струнку и почтительно щелкнул каблуками. Больше никаких вопросов доктор не осмелился задавать. Он только отвечал - четко, коротко, по-военному.

Узнав от доктора, что советские органы госбезопасности каким-то чудом заполучили найденные в докторском флигеле секретные бумаги генерала Лорингера, баронесса перестала сомневаться в искренности его слов.

- Скорее всего, - говорил доктор, - бумаги могли к ним попасть через Филимова. Кстати, еще в больнице Филимов мне рассказывал, будто видел среди документов в замшевой папке какой-то старый план Мустамяэского замка с указанием всех потайных ходов, проложенных в его стенах. Видимо, рапорт Вальтера он тоже им передал. Я пришел к твердому убеждению, что приезд Ояранда в Мустамяэ - тоже дело его рук.

- Предатель! - заскрипел зубами Альберт. - Быть может, он и есть неизвестный советский контрразведчик?

- Этого не может быть, - уверенно проговорил доктор.

Баронесса слушала доктора с ледяным спокойствием, только на бледном лице ее явственней проступили под глазами синие тени.

- Скажите, доктор, - спросила она наконец, - когда именно Ояранд собирается навестить нашу школу?..

- Понятия не имею, - ответил доктор. - Вероятно, сегодня, если уже не приехал.

Баронесса поднялась с кресла.

- Бежать! - не выдержав, простонала она. - Надо бежать сегодня же! Сейчас же! Скорей в машину, доктор! Мы успеем, Пиллер еще на острове. О, я награжу вас щедро, очень щедро, милый доктор. Вам нельзя оставаться здесь. Не сегодня-завтра вас заберут... Идите со мной!

Она торопливо бросилась к стенному шкафу и через потайной ход провела доктора в комнату Курта.

Здесь, передвинув в углу за картиной едва заметный рычажок, она отвернула ковер и стукнула в стену. Часть стены отошла, открыв вход в черный каменный колодец. Железная винтовая лестница круто падала в пропасть. На верхней площадке, на стене, - большой овальный герб на железном щите. В луч фонарика вплыла потемневшая от времени бронзовая сова с предостерегающе поднятым мечом. Круглые, горящие при свете глаза совы казались живыми.

Баронесса повернула перстень. Камень сдвинулся, под ним оказался выпуклый острогранный металлический ромб с глубоко вырезанной немецкой готической буквой "Л". Это был фамильный перстень Лорингеров. Она приставила перстень к рукоятке меча. Ромбик мягко утонул в скважине. Инициалы плотно вошли в металл. Раздался щелчок. Тихий, глухой звук медленно уплыл на дно колодца. Дверь с гербом распахнулась, образовав овальное отверстие.

В узком высоком застенке - мрак и мороз. Стены из грубых плитняковых глыб обросли густым снежным ворсом.

На каменном потрескавшемся полу поблескивали старинные сабли, канделябры, серебряные кубки с гербами, хранящиеся, возможно, еще со времени Людвига.

Через искусно скрытую в каменной стене дверцу баронесса провела доктора дальше, в сводчатую, с мозаичным паркетом комнату, стены и низкий потолок которой были расписаны жуткими картинами. Отвратительные чудовища с перекошенными человеческими лицами, черти, висельники и мученики в кипящих котлах смотрели из темноты на пришельцев со всех сторон.