Наталья Шнейдер - Сорные травы

– Не знаю, Маруська, – растерянно ответил я. От ее неожиданной слабости стало неловко – надо было защитить, утешить. Но что-то мешало.

– Обними меня, Ив, пожалуйста, – вдруг попросила Маша.

Я не мог отказаться. Да и если честно, не хотел. Мы стояли на грязной полутемной площадке, но на сердце вдруг стало очень светло – словно вернулось нечто давно забытое, чему даже названия не осталось.

А из полуоткрытой двери доносилось почти что пророческое:

Чем ближе к смерти, тем чище люди.

Чем дальше в тыл, тем жирней генералы…

Здесь я видел, что, может быть, будет

С Москвой, Украиной, Уралом…

Никто и никогда, ни в одной книге не упоминал, что совсем не важен калибр пистолета – дуло все равно будет размером с солнце. Если оно направлено прямо на тебя. Черное-черное солнце.

– Уверена? – с внезапно пересохшим горлом спросил я у Маши.

– Как никогда ранее, – пропела Маша, прищурив один глаз и выцеливая мне то ли легкое, то ли сразу сердце. Она стояла против света. И если силуэт жены скрадывался мягким закатом, то чернота дула, казалось, игнорировала все законы физики, выделяясь четко и ясно, как смертный приговор. Которым, по сути, и являлась.

– А говорят, что в человека трудно не то что выстрелить, но даже целиться…

– Врут, дорогой, – спокойно ответила жена, твердо удерживая в правой руке маленький дамский револьвер. – Тем более, этих «человеков» столько через меня прошло, что я, пожалуй, уже путаюсь – объект еще не или уже да. Профессиональная деформация, Ив, как она есть.

Весь мрачный юмор ситуации в том, что именно я этот пистолет достал и вложил в ее руки тоже я. А теперь мне очень неуютно. Да и кому было бы комфортно, если б жена целилась в него из револьвера?

Лучше уж чужой человек. Как-то естественнее.

Наши ощущения строятся на привычках.

Но подспудно я прекрасно понимал, что причин спустить курок у Маши море и небольшой лиман рядышком. Сам виноват. Что там старина Данте оставил для прелюбодеев? Истязание ураганным ветром, вечные, постоянные удары о раскаленные камни преисподней – и не за что зацепиться, и никто не удержит. Вполне вероятно, что финальный пинок в этом направлении даст именно жена, если я не приведу в норму семейные отношения, или какие еще там отношения между нами остались.

А ведь день начался спокойно.

Правда, спокойствие продлилось недолго.

***

Утро я уверенно предназначил для сна. Машка рванула на любимую работу еще в семь. Я же позвонил в отделение и сообщил, что дорогой и незаменимый заведующий будет отсыпаться до тех пор, пока руки сами не попросят скальпель. Все равно день сегодня не операционный, а истории написать и интерны в состоянии. Волна смертей и травм потихоньку схлынула. Надеюсь, что второй не будет. Все неудачники переместились в морги или на кладбища. Все везунчики спокойно живут дальше. А прочие категории граждан, которым везения и невезения Мойры отсыпали поровну, уже побывали в операционном зале или у меня, или у моих коллег и теперь отлеживаются в палатах, томительно ожидая выписки.

И потому, сообщив о своем волевом решении, я поставил таймер мобильника на плюс два часа, перевернулся на другой бок и… громко выругался.

Потому что телефон бодро отыграл звонок и высветил на экране фотографию и заодно имя Олега.

– Угу, – вежливо поздоровался я.

– На работе уже?

– Не-а.

– Спишь, что ли? – удивился друг детства.

– Угу, – повторил я начало разговора. И только собрался вкрадчиво попросить, чтобы он позвонил через отмеренные мною для сна два часа, как Олег вывалил все и сразу:

– У нас тут резня. Мне нужен твой совет.

– У вас что, экспертов нет?

– Эксперт, с которым я обычно работал, умер в тот день. А к левым людям не хочу обращаться, пока сам не разберусь. Если информация выползет наружу…

– Что, настолько херово?

– Да. Иванище, мне нужен твой профессиональный совет.

– Именно мой? Давай я Машку попрошу, она у нас эксперт по резне и прочим кровавым извращениям.

– Пока твой. А там как решишь.

– Ну-у, ладно… – Сна все равно уже не осталось. Я потянулся и почти бодро спросил: – Ехать к тебе на работу?

– Нет. Я тебя разбудил, мне и в гости напрашиваться. Просыпайся пока, готовь завтрак. И мне чего-нибудь придумай, если не сложно. Я со вчерашнего обеда не жравши – всю ночь на месте преступления. Буду минут через двадцать.

– Принято. Давай, – согласился я и нажал «отбой».

Двадцати минут как раз хватило, чтобы принять душ, побриться и вскипятить чайник. Мудрить с едой не хотелось совершенно. Порезал хлеб, засунул ломтики в тостер. Пока тосты распространяли по дому аппетитный запах, открыл банки с паштетом и креветочной «замазкой», порезал помидоры и огурцы. Как раз на суровый мужской завтрак сгодится. Порылся в холодильнике, выудил сыр и печально-короткий остаток сухой колбасы. Разложил снедь на тарелке. Только успел заварить свежий чай, как прозвенел дверной звонок. Олег прибыл четко через двадцать минут плюс вежливые пять.

Выглядел он уставшим. Под глазами залегли круги, что только подчеркивало, оттеняя, темно-серую «стальную» радужку. Русые волосы свалялись и кое-где торчали неопрятными вихрами. На одной щеке красовалась длинная поджившая царапина, а через другую протянулась еле заметная маслянистая полоска. Мне почему-то почудился запах ружейной смазки. И по цвету похоже – смазка, приправленная пороховой гарью, приобретает особый оттенок. Даже две узкие морщины на лбу, казалось, стали глубже.

– Н-да. Чегой-то укатали тебя, Сивка-Бурка.

– Видно? – усмехнулся Олег, сбрасывая легкую форменную куртку и снимая основательно запачканные липкой глиняной грязью кроссовки.

Не отвечая на риторический вопрос, я приглашающее махнул рукой в сторону кухни.

Рассевшись за столом, Олег деловито начал набрасывать на тосты съестное. Вскоре на тарелке громоздилось несколько пизанских башен.

– Ну что? – Он на миг прервался и глянул на меня исподлобья. – Дела вперед или трапеза?

– Трапеза, – решил я. – А то после твоих дел даже у Машки аппетит пропадает.

– Мудрое решение, достойное мудрого мужчины, – уже с набитым ртом пробубнил Олег.

Я налил ему и себе чай – сегодня душа к кофе совсем не лежала. Мой организм на него странно реагирует – только выпью, сразу же внутри все как будто ощетинивается, и невидимый реактор начинает выдавать сто двадцать процентов мощности настолько бодро, что даже немного потряхивает. Признак перевозбужденной нервной системы. Хоть бензодиазепины глотай.

Сам я закинул в себя лишь парочку бутербродов, пока Олег методично и торопливо уничтожал остальную еду. Похоже, он все же остался чуточку голоден, но вежливость ему не позволила это показать.