Владимир Васильев - Два заповедника

Чужак отрицательно помотал головой.

– Ты отшельник?

Отчего-то ло Тан был уверен, что чужак снова примется мотать головой, однако тот внезапно застыл, как истукан, а потом медленно опустил голову.

– Я… я издалека, – сказал он, странно выговаривая гласные звуки.

– Из какого клана?

Чужак поднял голову так, что снова стало видно его лицо. На лице отражалось нечто среднее между замешательством и тоской.

– Я… Я не из клана. Я совсем… чужой. – Пленник сглотнул. – Тут чужой. В этом… месте.

– Откуда ты прилетел?

Чужак медленно запрокинул голову и долго глядел на ветви над собой, словно не знал, что ответить на такой простой вопрос.

– Ты прилетел с неба? – вмешался ва Дасти, выскользнув из-за спины пленника и опускаясь на лежалую хвою сбоку от него.

– Ну… в общем… с неба, да.

– Тогда скажи, как назывался корабль, откуда ты прилетел! – неожиданно потребовал сказочник.

Ло Тан опешил: о чем это спрашивает ва Дасти? А вот чужак, похоже, все прекрасно сообразил, хотя видно было, что он тоже удивлен. Но ответил чужак без запинки:

– Пассажирский лайнер «Одесса», порт приписки – Зосма-три вторых…

На самом деле сказочник ждал только одного слова – «Одесса». Оно прозвучало. Что означали остальные, он не очень-то понял, но решил задать и второй вопрос из тех, о которых когда-то толковал старый наставник ва Хисгин:

– Бортовой номер имеешь?

– Бэ-сто восемь, обслуга! – не задумываясь, произнес чужак.

А потом широко улыбнулся:

– Значит, вы все-таки выжили, братцы! И даже не все забыли! Елки-палки, как же я рад!

– Тан, – повернулся к приятелю ва Дасти, – либо он и правда с неба, либо… знаком со старыми преданиями. А ими, кроме сказочников да некоторых хранителей, не интересуется никто.

– Вы ведь тоже когда-то спустились с неба, да? – спросил вдруг пленник с неясной надеждой в голосе. – Точнее, не вы, конечно, а ваши предки?

– Ты прав, – ответил ему ва Дасти. – Все мы тут дети неба. Правда, слишком многие об этом успели забыть. Почти все.

Ло Тану показалось, что голос сказочника полнится неясной печалью. И он, ло Тан, по-прежнему ничего не понимал.

Артем не мог сказать наверняка, но вроде бы аборигены расслабились. Тот, что покрепче, отложил лук со стрелами и перестал ежеминутно хвататься за рукоять короткого клинка, а тот, что пошустрее, просто стал чаще улыбаться.

Аборигенами они были, конечно же, условными: говорили на слегка редуцированном интере с вкраплениями чисто английских, испанских и русских слов. А это почти наверняка свидетельствовало, что перед Артемом потомки экипажа «Одессы». Во всяком случае, версия о перенятии аборигенами чужого языка представлялась ему чересчур уж фантастичной.

А вот забыли они, увы, почти все. Кроме легенды о пришествии предков с неба да парочки зазубренных, но не осознаваемых фраз. Стоило немного поразмыслить, и вопросы шустрого аборигена, который назвался то ли Дасти, то ли Вадасти, перестали казаться удивительными. Конечно же, эвакуированные с «Одессы» люди ждали помощи извне. И завещали детям, никогда не видевшим лайнера, встречать пришельцев определенными фразами. Правда, сам Артем вряд ли стал бы заострять внимание гипотетических потомков на названии космического корабля или бортовом коде экипажа, выбрал бы что-нибудь более общее: Земля, Офелия, человечество. Что-нибудь такое. Но кто знает, чего там довелось пережить пассажирам и экипажу «Одессы» в новом и вряд ли гостеприимном мире?

Костер шипел и плевался искрами в небольшом углублении меж двух деревьев – ни дать ни взять, утопленный в почву казан для плова. Поверхность углубления была гладкой и твердой, как обожженная глина, только цвет имела темно-зеленый. Крепкий абориген натирал тушку ощипанной птахи какими-то специями, а шустрый – вымачивал грибы в соседнем с костром углублении, таком же гладком и твердом, только поменьше размерами. Чего в сию импровизированную посуду было налито, Артем не понял, но вроде бы что-то растительное, сок скорее всего.

Крепкий абориген звался Лотан; но второй чаще именовал его короче – просто Таном. Имя Артема они выговаривали одинаково неверно – А-тиом, что, впрочем, было неудивительно: в интере чистый звук «ё» или «йо» отсутствует, да и смягчение согласных не принято. Но Артем не возражал: после сокрушительного невезения с утраченным «Колибри» судьба всерьез начала компенсировать собственное недружелюбие – аборигенов он встретил быстрее, чем успел проголодаться. Причем аборигенов, понимающих интер. Выяснять, насколько успешный из экс-бармена получится охотник в диком инопланетном лесу, не пришлось: парочка местных ребят мигом подстрелила птицу, возможно, ту самую, которую несколько раз вспугивал перед этим Артем. Стрелял крепкий, Тан, а шустрый шелестел в окрестных кустах и швырялся палками. Наводил шороху, одним словом.

Тан пошевелил изогнутой лесиной угли в кострище, макнул тушку невезучей птахи в жидкость с грибами, а затем беззаботно сунул будущий обед в костер, прямо в угли. Угли смачно зашкварчали.

Через минуту-другую грибы были нанизаны на прутики на манер шашлыка и тоже перекочевали в окрестности костра.

– Все, теперь скоро, – объявил Тан довольно. – Дас-ти, у тебя хлеб есть?

– У меня все есть, – весело отозвался шустрый Дасти и немедленно полез в сумку. – А как эта твоя летающая штука упала вниз?

Последний вопрос снова предназначался бывшему пленнику.

– Она на полянке стояла, – пояснил Артем. – А в полянке вдруг открылась… дыра, что ли. Не знаю почему, может, я что-нибудь потревожил этому вашему листу. Я сам в эту дыру чуть не соскользнул, хорошо дерево успел обнять…

– У-у-у-у… – протянул Дасти сочувственно. – На глотку нарвался. Не повезло.

– А зачем ты совался на глотку? – недоуменно спросил Тан, даже перестав недоверчиво хмуриться.

Артем пожал плечами:

– Откуда ж мне было знать… Полянка как полянка. Я этот ваш лист второй раз в жизни видел. А вблизи так вообще в первый.

– Это не наш лист. А глотку сразу видно, рубец через нее идет! – назидательно произнес Тан. – Соваться туда нельзя, бывает раза по три за день открывается, а то и чаще.

«Спасибо за совет, – подумал Артем с легким раздражением. – Очень своевременный совет, ага!»

Впрочем, раздражаться на речи крепыша-аборигена было глупейшей глупостью и Артем привычно подавил неуместные мысли. Профессия бармена в психологическом плане быстро учит быть терпимым.

– Не врал твой дядя, – заметил Дасти, прекратив копаться в сумке. – Вот что с листа упало! Да… Эх, жаль, хлеба маловато, но как-нибудь разделим на троих…

Мысли шустрого аборигена, как и он сам, были стремительными и непредсказуемыми: в разговоре Дасти то и дело перескакивал с темы на тему, почти не меняя интонаций, Артем даже путался сначала. Потом пообвыкся.